Читать книгу "Какой простор! Книга вторая: Бытие - Сергей Александрович Борзенко"

class="p1">Одарка проворно спрыгнула с печи и торопливо принялась одеваться.

— Ты что, сдурела?

— Уйду я. Не могу оставаться с тобой под одной крышей. Уйду, к Максиму Рябову уйду. Он человек, а ты… — задыхаясь, она не могла подобрать обидного слова, которое могло бы передать всю ее ненависть и презрение.

— Одарка, шо ты, опамятуйся! Муж он ведь тебе, — назидательно проговорила мачеха, свесившись с печи и прислушиваясь к шуму.

Но Одарка, проворно всунув ноги в валенки, стоявшие наготове у порога, и накинув на нижнее белье кожух, выбежала из горницы, крикнула из сеней:

— Будьте вы все прокляты… Осточертели вы мне со своими законами! Не желаю весь век быть для вас наймичкой!

— Не забывай, шо ты куркульская дочка, — напомнил проснувшийся Назар Гаврилович, — куда бы ты ни подалась, а тебе этот грех всегда припомнят.

— Максим не станет напоминать! — крикнула Одарка и в сердцах так хлопнула дверью, что в сенцах зазвенели железные ведра и упало что-то тяжелое.

Заместитель наркома встретился с насмешливыми глазами Василькова. Степану казалось, что он досконально знает Одарку, все ее желания, все движения тела, даже мысли, и он всегда может угадать, что она скажет по любому поводу и сделает в любой обстановке. Ан нет, на поверку вышло, что он совсем не знал ее. Столько времени прожил с нею вместе, а даже не догадывался о силе ее характера.

Но через минуту он уже думал по-прежнему: «Чем женщина злее, тем легче ее скрутить. Я еще заставлю Одарку мне ноги мыть и грязную воду пить».

Вскоре на дворе загавкал пес, послышались возбужденные голоса, и в незапертую хату вошли неразлучные Максим Рябов и Оверко Барабаш. Рябов, не здороваясь, сказал Степану:

— Ты что ж это, гражданин, на чужих баб кидаешься?

— Как это — на чужих? — возмутился Буря. — Она жена моя. Весь хутор знает.

— Когда-то была твоей, это верно, а теперь, извиняюсь, моя, и прошу не займать ее, а то наживешь неприятностей.

— Я заместитель наркома и попрошу со мной не разговаривать таким тоном, — стиснув зубы, сказал Степан.

— Знаем, что заместитель. — Разглядывая расставленные вдоль стен для просушки картины, покрытые яркой мазней Василькова, Рябов насмешливо спросил: — Батюшки, а это что за натюрморты?

— Футуризм, современная живопись, — сразу успокоившись, объяснил Буря.

— Как же они попали в наш хутор? — спросил Барабаш.

— Привез показать батьку. Это вот, — Степан ткнул пальцем в цветные круги и квадраты, — «Тайная вечеря». Посредине Иисус Христос, а с боков апостолы. Крайний справа — Иуда Искариот.

— Всяк по-своему бога хвалит, — рассмеялся Рябов; не спрашивая разрешения, закурил и, кликнув своего дружка, удалился из хаты.

Утром, погрузив в сани не просохшие как следует полотна, Степан, Васильков и не совсем протрезвевший Кейбл по выпавшему за ночь снегу отправились в Чарусу.

В тот же день поездом они выехали в Харьков. Васильков, выйдя на узловой станции из вагона, быстро написал письмо в Управление погранвойск. Не подписавшись, он сообщал в письме о махинациях, проделанных с картинами, и советовал пограничникам конфисковать картины, смыть с них свежие краски.

Такое же письмо, полное орфографических ошибок, сочинила Одарка, в ту ночь навсегда ушедшая к Максиму Рябову, в крохотную его хатенку, прилепившуюся на краю хутора, на отлете, над глинищем.

На соломенной крыше этой хатенки было гнездо, и каждую весну, к великой зависти Федорца, селилась в нем пара влюбленных аистов.

Кто-кто, а уж Назар Гаврилович знал, что аист стережет счастье, не пускает в хату беду.

Уход дочери, как он считал, был «следствием политики». Самая надежная в семье — и вдруг ушла. «Ну и черт с нею. Может быть, это и к лучшему, что Одарка поставила крест на Степане, ушла к другому мужчине. Степан человек прошлого и ничего, кроме горя, дать ей не сможет, а Максим — человек будущего, — беззлобно думал кулак, сразу же примирившись с дерзким поступком всегда послушной дочки. — Но Максим все-таки мой враг, и он сделает все, чтобы отобрать не только мою дочку, но и мою землю и мой дом. Впрочем, еще не поздно: в любой момент можно хату спалить и податься за кордон, благо у меня теперь есть закордонные деньги».

XXVIII

Владимир Ильич жил в Горках, в особняке, принадлежавшем до революции московскому градоначальнику Рейнботу. Небольшой особняк этот, имевший телефонную связь с Москвой, по приказу Дзержинского с большим трудом приискал для Ленина комендант Кремля Мальков.

Впервые Владимир Ильич вместе с Надеждой Константиновной посетил Горки в конце сентября 1918 года и с тех пор по настоянию врачей несколько раз отдыхал в полюбившемся ему доме, среди соловьиных, живописных рощ Подмосковья.

В 1923 году Ленин окончательно поселился в Горках.

Охраняли вождя пролетариата небольшие отряды, выделяемые 4-м Видземским полком латышских стрелков, и курсанты 1-й Советской объединенной военной школы имени ВЦИК Советов.

21 января 1924 года в карауле находился Лука Иванов. Ему и раньше приходилось дежурить в Горках, и он не раз видел, как выздоравливающий Владимир Ильич с крестьянами ближайшей деревни отправлялся в санях на охоту.

Минувшая неделя выдалась солнечной и морозной, а 21 января небо нахмурилось с утра; к полудню его совсем заволокли свинцовые тучи, придавившие землю.

Мрачная погода сказалась на настроении молодого курсанта. Он тоскливо шагал по снежной длинной аллее, обсаженной высокими тополями. Небо темнело, и темней становилось на душе Луки.

Когда холодные тучи скрыли солнце и густые тени их зачернили снег, сердце Луки заныло. Почти физически чувствовал он приближение неотвратимой и близкой беды.

«Что бы это могло быть? — стараясь избавиться от тревожного предчувствия, думал Лука. — Может быть, что-нибудь случилось с отцом или мачехой?» Но ведь вчера, в воскресенье, он обедал у них в общежитии у Сретенских ворот, и они оба пребывали в добром здравии. Шурочка? Но третьего дня пришло от нее письмецо, в котором девушка сообщала о своих учебных занятиях, о том, как интересно исцелять больных, облегчать страдания. Школа? Но и с этой стороны ему ничто как будто не угрожало. Учился он хорошо, был дисциплинирован, начальство было довольно им.

Лука долго ходил взад-вперед по парку, сбивая снег с кустов бересклета, останавливаясь у замерзших прудов, покрытых толстым слоем снега. Голые деревья трещали на морозе, и этот сухой треск, звучавший в застоялой тишине, настораживал и пугал.

И вдруг Луку обожгла догадка: Ленин! Лука даже попятился, словно шагнул на край пропасти. Но ведь часовой, которого он сменил в полдень, сказал, что Ильичу значительно лучше. Вот уже больше года газеты не печатают тревожных правительственных бюллетеней о его здоровье.