Читать книгу "Два шпиона в Каракасе - Мойзес Наим"

Маурисио кивул и постарался улыбнуться, хотя улыбка у него получилась очень уж фальшивой. Лина встала, обняла его, поцеловала и, даже не кивнув Эве, удалилась. Лус Амелия настояла, чтобы они расположились в ее комнате, а она поспит в другой, маленькой, вместе с сыном, парнем, уже закаленным в жестоких уличных схватках своего “колективо”.

А пока они втроем сидели в гостиной и смотрели телевизор. Лус Амелия без конца перескакивала с одного канала на другой, не слишком обращая внимание на то, что там показывалось. Вдруг она остановилась на канале CNN и широко раскрыла глаза от изумления. На экране Лус Амелия увидела свою улицу и знакомых людей. Стоя перед камерой, Моника Паркер вела отсюда прямой репортаж. Она рассказывала о районе, где “нашли убежище военизированные отряды «колективос», созданные правительством и на деньги правительства”. Камера стала показывать круто бегущие вверх улицы. Эва поняла, что ошибалась: она-то считала, что Моника уже уехала из Венесуэлы.

Не дожидаясь конца программы, Лус Амелия начала выкрикивать революционные лозунги и выскочила из дому. Эва и Маурисио растерялись. Они не знали, как на это реагировать и что сказать друг другу.

Но уже через минуту на экране возникло искаженное яростью лицо Лус Амелии. Правда, на улицу она выбежала не для того, чтобы ответить на вопросы журналистки или послать привет президенту. Сейчас она была похожа на обезумевшую фанатичку и, пока оператор продолжал снимать ее, орала:

– Ну, ты меня достала, дрянь! Сука! Предательница! Почему ты все никак не заткнешься! Ну, сейчас ты у меня получишь!

Моника выпустила из руки микрофон, и он упал на землю, другой рукой она достала пистолет отца, который всегда носила с собой. Журналистка хорошо знала этих людей. На сей раз им своего не добиться. На сей раз она выстрелит первой.

В глазах обеих женщин горела смертельная ненависть. Обеих била дрожь, но камера продолжала снимать, и вся эта сцена попала на экраны. Лус Амелия, поднаторевшая в такого рода поединках, попыталась отнять у Моники оружие, они сцепились не на жизнь, а на смерть на глазах у напуганного оператора и кучки свидетелей, которые поспешили укрыться за машинами или внутри ближайшей забегаловки. И на глазах у Эвы и Маурисио, которые наблюдали за происходящим по телевизору. Но испытанную ими панику мгновенно сменило гораздо более тяжелое чувство, как только с экрана донесся звук выстрела и одна из женщин рухнула на другую. Они выскочили из дому, но успели заметить лишь спину со всех ног убегавшей Лус Амелии. Она быстро исчезла в лабиринте узеньких улиц.

Моника лежала на земле в луже крови. Мертвая.

Напуганная Лус Амелия спряталась в чьем-то доме в самой глубине района. Она понимала, что стала такой, какой никогда не хотела быть. Подобных людей она и сама всегда презирала. А еще она чувствовала, что отныне выбора у нее нет: выжить ей поможет та жестокая женщина, та безжалостная убийца, которая поселилась у нее внутри…

На рассвете, когда Лус Амелия все еще пыталась заснуть, в дом пришла Лина, велела вставать и сказала, что ей надо “на некоторое время” уехать отсюда. На улице стоял грузовичок, там Лус Амелию ждали двое мужчин.

– Они отвезут тебя в надежное место, – объяснила Лина.

Так началось трехдневное путешествие, во время которого Лус Амелия вместе со своими спутниками пересекла всю страну. Наконец они свернули на грунтовую дорогу и вскоре оказались в нужном месте, где их встретили трое вооруженных людей. Сопровождавшие Лус Амелию мужчины попрощались с ней. Потом был долгий путь пешком, он привел ее к цели, к новому пристанищу. Уставшая до изнеможения Лус Амелия почувствовала себя как никогда одинокой и растерянной. Очень скоро она поняла, где находится. Лина Рон приказала доставить ее в колумбийскую сельву, в лагерь ФАРС.

Отсюда я не сделаю ни шагу

Прошло несколько часов после гибели Моники, но Маурисио и Эва все еще не могли до конца осознать случившегося. Они были оглушены. Каждого из них связывали с ней свои особые отношения. А вот Лина Рон смерти журналистки откровенно радовалась, так как та была “врагом революции и оппозиционеркой”. Оставшись наконец вдвоем, Маурисио и Эва крепко обнялись. Молча. Ни он, ни она не хотели говорить о Монике, им было страшно. Кроме того, они боялись начать разговор, который должен был прояснить, кем является каждый из них на самом деле, почему они оказались здесь и от кого скрываются? Маурисио чувствовал, что первый раз в жизни не готов причинить вреда другому человеку ради выполнения служебного задания или ради некой абстрактной идеи. Он думал о Монике, которую, возможно, любил и которую покинул, думая, по сути, о защите революции.

“К черту кубинскую революцию!” – вдруг сказал он самому себе. Отныне слова “кубинская революция” не значили для него ничего. Зато Эва значила все. И эти мысли были для него новыми, опасными и странными.

Он прекрасно знал, что несет в себе угрозу для нее. Позволить Эве оставаться рядом с ним значило поставить ее на линию огня между ним и G2. Понимал он и другое: чтобы выжить, ему надо исчезнуть, убежать туда, где его никто не отыщет, и стереть любые свои следы с лица земли. Он был уверен, что люди из его группы, бывшие коллеги, уже поставлены на ноги и пустили в ход все средства, чтобы привести в исполнение вынесенный ему в Гаване смертный приговор. Не исключено, что та же самая Лина Рон и выпустит в него пулю.

Но почему? Почему они хотят убить его? Чем дольше он пытался найти ответ на этот вопрос, тем больше запутывался. Он ведь и действительно не имел ни малейшего понятия о том, в чем его обвиняли.

В голове у него вихрем закручивались самые разные чувства: удивление столь внезапным поворотом событий, растерянность и любовь. И ему было трудно сориентироваться в столь сложных обстоятельствах. Вместе с тем даже мысли о том, что Эва тоже не та, за кого себя выдает, у него не возникало. Хотя он не забывал и об очень странных недавних событиях – о том, что ее пытались похитить и застрелить. Он старался найти этому какое-то объяснение, но не находил, а сама Эва ничего не объясняла, да наверняка и не смогла бы объяснить. Но ведь немыслимо было даже вообразить, что прекрасная мексиканка, которая зарабатывала на жизнь уроками йоги и оздоровительными программами, на самом деле – другой человек. Мало того, главный резидент ЦРУ в Венесуэле.

Единственное, что приходило в голову Маурисио, это объяснить нападение на Эву ее отношениями с ним. ЦРУ раскрыло, что он возглавляет в Венесуэле разведсеть G2, следило за ним и, естественно, узнало про их роман. Американцы решили похитить девушку и использовать как наживку, чтобы добраться до него самого. Нельзя было исключить и того, что ЦРУ завербовало Адальберто Сантамарию и дало задание убить Маурисио. Хорошо, но если дело обстоит так, то почему, когда они мчались на мотоцикле, преследователи пытались застрелить Эву? Почему они, вне всякого сомнения, целились не в него, что было бы логично, а именно в нее?

Мысли Маурисио метались между прошлым и настоящим: понятно, почему он прибыл в Каракас, но совершенно непонятно, почему теперь его хотят ликвидировать. А между прошлым и настоящим появилась Эва – чудо, давшее ему любовь, но это чувство может вот-вот обернуться трагедией. Пока Маурисио выполнял свою работу в Венесуэле, он обнаружил в глубине собственной души корни особого рода диссидентства. Нельзя отрицать, что кубинская революция дала ему многие привилегии. С другой стороны, он, будучи суперагентом G2, был вынужден совершать преступления – как считалось, ради защиты революции. Но теперь та же самая революция вынесла ему смертный приговор. Чем лучше Маурисио узнавал цели своего Управления и суть кубинского режима, тем очевиднее становилось его двойственное отношение к коммунистической диктатуре, и теперь он мечтал о свободе и спокойной жизни рядом с Эвой. Но разве это возможно?