Читать книгу "Последний человек на Луне - Юджин Сернан"

Мои деловые интересы сегодня находятся в Хьюстоне, но мое сердце живет на другом конце штата, на ранчо в 400 акров вблизи Керрвилла, в безмятежной холмистой части Техаса. Я прилетаю туда на двухмоторном самолете «Сессна Голден Игл» при первой возможности. Это не ракетный корабль, но он связывает меня с «Челленджером», «Сну-пи» и пилотажными «стингерами» и утоляет непрекращающуюся тягу к авиации. Я люблю находиться в этой кабине, отсекая косматые верхушки у пурпурных вечерних облаков, когда лечу в свой новый Каме-лот, всякий раз вместе с одной из моих собак, свернувшейся возле меня на полу.

Часы, проводимые в воздухе, дают мне много времени на раздумья о том, для чего все это в действительности было, и ответа я пока не нашел. Быть может, пройдет еще сто лет, прежде чем мы поймем истинное значение «Аполлона». Исследование Луны не было эквивалентом строительства пирамиды или еще какого-нибудь ненужного монумента технологии. Оно больше похоже на Розеттский камень, на ключ, которым можно открыть еще непредставимые мечты. Наше наследие состоит в том, что люди больше не прикованы к Земле. Мы открыли дверь в завтра, и наши путешествия на другое небесное тело – это высшая степень триумфа в Эпоху Достижений. А если говорить о цене, то это была самая выгодная сделка в истории.

Иногда кажется, что «Аполлон» случился раньше срока. Президент Кеннеди ушел далеко в XXI век, выдернул оттуда десятилетие и аккуратно вмонтировал его в 1960-е и 1970-е. С точки зрения логики, после «Меркурия» и «Джемини» мы должны были перейти к строительству шаттла, а затем орбитальной станции, и только после этого замахнуться на Луну. В действительности мы сделали невозможное, а после этого начали с чистого листа – всё равно как если бы наша молодая нация решила никогда более не пересекать Миссисипи после того, как Льюис и Кларк достигли Тихого океана.

Я часто вспоминаю тот холодный зимний день, когда я стоял у могилы Роджера Чаффи на Арлингтонском кладбище, думая о том, не станут ли последние ноты горнов похоронным звоном по нашей космической программе. Нет, мы побывали на Луне, и ясно, что мы не только пережили пожар «Аполлона-1», но и преуспели сверх всякого воображения. Однако вопрос теперь ставится так: «А почему мы не пошли дальше?»

Наша нация нетерпелива и переменчива даже в отношении самых поразительных достижений. После того, как мы высадились на Луну шесть раз, быть может, нам и вправду следовало взять паузу и подумать о том, что мы узнали, прежде чем делать следующий шаг в космосе. Поэтому «Скайлэб» и шаттл были стоящими направлениями для «космических» долларов на этом промежуточном этапе. Но проходили годы, и агрессивный дух сменился осторожностью, и мы уже не хотели предпринимать таких шагов, если успех не гарантирован. Гибель космического шаттла «Челленджер», которую увидели по телевизору миллионы людей, усилила решимость сделать путешествия в космос безопасными, каковыми они быть не могут. Печально об этом думать, но то, что мы совершили за десять лет в гонке к Луне, сегодня, вероятно, потребует вдвое больше времени, даже если удастся собрать национальную волю и средства, что само по себе является серьезным вопросом.

Мое чувство неуязвимости получило от реальной жизни большую прививку в 1990 году, когда во сне внезапно умер Рон Эванс. Как могло случиться, что человек, который совершил более сотни боевых вылетов во Вьетнаме и слетал к Луне, покинул этот мир так просто? Мало было в моей жизни дел столь же трудных, как произнести речь на его поминках, но я нашел выход в поэме «Высокий полет», зная, что Рон наконец-то «простер ладонь – и тронул Божий лик». Он был очень важным для меня человеком, с которым я совершил путешествие всей жизни.

Хотя у нас мало общего, мы с Джеком Шмиттом остаемся добрыми друзьями – наше взаимное уважение зиждется на общей памяти о действительно уникальных событиях. Оглядываясь назад, я понимаю, что отбор в качестве астронавта поставил его в почти невозможную ситуацию, и, безусловно, мы не помогли ему влиться в брутальное братство летчиков-испытателей. Джек оказался редким и талантливым человеком, который преодолел все препятствия, чтобы выйти на лунную поверхность, а там доказал, что ученый действительно заслужил место у стола первопроходцев.

С годами я заключил с собой перемирие, которое позволяет Луне хранить свои секреты, а мне – жить в настоящем, а не в прошлом, с любимой семьей, с хорошими друзьями и интересной работой. Думаю, что я получил особое благословение, и мне была дарована новая жизнь после того, как закончилась первая.

В 1984 году я встретил Джен Нанну, симпатичную темноволосую леди, которая утверждала, что впервые обратила на меня внимание, глядя в своей комнате по телевизору, как я выхожу из «Аполлона-17». «Наконец-то у них появился высокий астронавт», – сказала она тогда, а затем напрочь забыла и обо мне, и о космической программе, пока мы не встретились на вечеринке в Хьюстоне. Мы поженились в 1987 году в небольшой церкви в горах Сан-Вэлли в Айдахо, и я обрел якорь стабильности и чувство направления в моем бурном и дрейфующем существовании, а затем и новый, более богатый способ смотреть на жизнь.

Эта женитьба дала мне еще двух прекрасных дочерей, Келли и Даниэллу, и теперь у меня растет целый выводок внуков, включая близнецов Трейси. Этот личностный рост стал для меня радостью, потому что, хотя я и сохранил тягу к соперничеству, меня уже не ограничивало туннельное зрение моих космических лет. Джен, девочки, их мужья и дети всегда занимают главное место в моих мыслях. Колумб нашел свой дом.

Всем, кто знает меня, известно, что в моей жизни всегда была еще одна важная женщина. Моя гражданская карьера сделалась намного радостнее, когда в ее начале я переговорил с маленькой, но очень активной девушкой из Теннеси, которая хотела получить работу моего секретаря. Клэр Джонсон – это одна из стальных магнолий американского юга, которая стала не только моим помощником, но и очень важным для меня человеком.

Мое самое любимое время теперь проходит на ранчо, где я кормлю скотину или возюкаюсь в грязи, вкапывая столбы. Холодными вечерами, когда рядом с открытой дверью потрескивают дрова в каменном очаге, мы с Джен наблюдаем, как олень приходит напиться из пруда и, ничего не боясь, щиплет траву вместе с коровами. Три наших лабрадора валяются ленивой кучей, внуки шныряют кругом. Идиллическое ощущение.

В один из таких вечеров я смотрел, как восходит Луна – полная и болезненно-яркая. Когда я вижу ее такой, я могу мгновенно перенестись обратно, в долину, которую однажды называл домом, – местом, где у меня было жилье, работа и машина, чтобы ездить на работу. Камни и горные массивы купаются под лучами Солнца, и я опять чувствую дрожь от абсолютного безмолвия и осознаю присутствие Земли в небесах. Воспоминания совершенно четкие, чем-то похожие на детские, об амбаре и кукурузных полях на ферме деда, или когда мама и папа везут нас с сестрой в отпуск в такие места, о которых мы лишь мечтали. Некоторые вещи не становятся менее реальными оттого, что произошли в далеком прошлом.

Тем вечером, когда Луна медленно поднялась над холмами, я взял на руки мою пятилетнюю внучку Эшли, точно так же как когда-то ее мать, Трейси, под похожим ночным небом. Я решил, что теперь она, пожалуй, уже достаточно взрослая, чтобы понимать и запоминать, и приготовился рассказывать.