Читать книгу "Чрезвычайные происшествия на советском флоте - Николай Черкашин"

Уникальный титановый корабль сравнивался с орбитальной космической станцией. Его основное назначение состояло в изучении комплекса научно-технических и океанологических проблем.

Он был одновременно лабораторией, испытательным стендом и прототипом будущего гражданского подводного флота — более скоростного, чем надводные торговые и пассажирские корабли, более надёжного, чем авиация, ибо эксплуатация подводных лодок не зависит от времени года и погоды.

На борту К-278 была одна ядерная установка и вооружение: ракеты и торпеды, две из которых имели ядерные головки. Однако лодка не предназначалась для нанесения ядерных ударов по берегу: её боевая задача заключалась в защите от подводных ракетоносцев противника — «убийц городов».

Итак, 5 августа 1985 года «Комсомолец» вышел в точку погружения, которая находилась в одной из глубоководных котловин Норвежского моря. Кораблём командовал капитан 1-го ранга Юрий Зеленский, старшим на борту был командующий 1-й флотилией атомных подводных лодок, он же председатель Государственной приёмной комиссии, Герой Советского Союза, контр-адмирал Евгений Чернов. В отсеках находились и главные конструкторы уникального корабля — Юрий Кормилицын и Дмитрий Романов.

— Перед погружением были тщательно проверены все системы, имеющие забортное сообщение, торпедные аппараты, оружие… — рассказывает о том памятном дне Евгений Дмитриевич Чернов. — Понимали, с такой глубины можно и не всплыть…

Уходили в пучину медленно — по невидимым стометровым ступеням, задерживаясь на каждой из них для осмотра отсеков. Программа испытаний была обширной. Проверяли не только герметичность прочного корпуса, но и возможности стрельбы с большой глубины торпедами, систему аварийного всплытия «Иридий», которая позволяла продувать балластные цистерны газами сгоревших пороховых шашек.

Погружение на километр заняло несколько томительнейших часов. Любая минута могла быть последней в жизни экипажа. Одно дело — когда лётчик-испытатель рискует собой и только собой, имея к тому же парашют, другое — когда ты ведёшь на смертный риск почти сотню людей и никаких парашютов за спиной…

Рассказывает старшина команды штурманских электриков К-278 мичман запаса Вениамин Матвеев:

— В тот день с глубиномера в Центральном посту была оторвана чёрная бумажка, закрывавшая на его шкале секретности ради цифры предельной глубины. Мы ахнули: 900, 1000, 1100 метров… Это ж вдвое больше, чем может погружаться обычная атомная подлодка!

Мы сидим с Матвеевым на главной улице Воронежа против кафе «Капитан Немо». Над входом поблёскивает морской бронзой макет фантастического «Наутилуса», придуманного Жюль Верном. Рядом со мной — реальный человек из фантастического действа — хождения за тысячу метров, за три предельных глубины для обычных атомарин. И рассказывает он об этом как об обычном флотском деле. Вернее, пытается так рассказывать, нет-нет да срываясь на восторженную скороговорку, хотя и прошло более четверти века. Такое не забывается…

— Когда на глубине 800 метров объявили торпедную стрельбу, — вспоминает Вениамин Матвеев, — мне позвонил из торпедного отсека мой приятель — мичман Соломин, торпедный техник:

— Веня, приходи к нам. Если что, так мы сразу вместе…

Пришёл в носовой отсек. Командир минно-торпедной боевой части старший лейтенант А. Трушин находился в центральном посту.

Встал рядом с другом…

Когда открыли передние крышки торпедных аппаратов, увидели, как дрогнули от напора глубины задние. Дрогнули, но чудовищное забортное давление удержали. Торпеда вышла нормально… А давление нарастало. Гребные валы — вдруг изогнулись, потом снова приняли свою форму. Дейдвудные сальники кувалдами подбивали. Линолеум на палубах вспучивался.

Штурман К-278 капитан 3-го ранга Александр Бородин:

— Гидроакустик, который обеспечивал наше погружение с надводного корабля, качал потом головой: «Я из-за вас чуть не поседел. Такой скрип стоял, такой скрежет…» Но наш прочный корпус выдержал. Обжатие его было таким, что мою железную койку выгнуло как лук…

На 700-метровой рабочей глубине вывели реактор на 100-процентную мощность. Наконец боцман, управлявший горизонтальными рулями, доложил:

— Глубина тысяча метров! Крен ноль, дифферент ноль.

Стрелка глубиномера остановилась у четырёхзначной цифры — 1000. Есть глубина в один километр!

Контр-адмирал Чернов вышел на связь с отсеками по боевой линии и, глядя на глубиномер, дрогнувшим голосом произнёс в микрофон внутрилодочной связи бессмертную фразу — «Остановись, мгновенье!..» Потом поздравил всех, и по отсекам пронесли флаг корабля. Чернов достал бутылку коньяка и разлил на десять стопок, все чокнулись с главными конструкторами. Выпили, обнялись.

Всплывать не торопились.

— Успех надо закрепить, — сказал Чернов и обратился к главным конструкторам лодки, которые находились в центральном посту, — Юрию Кормилицыну и Дмитрию Романову: — Если ещё на двадцать метров погрузимся, на возможный провал — выдержим?

— Должны выдержать… — сказали творцы титанового рекордсмена. Главный строитель корабля Михаил Чувакин тоже кивнул — не раздавит.

И они ушли на глубину 1027 метров, туда, где ещё никогда не вращались гребные винты подводных лодок.

По злой прихоти судьбы через пять лет подводный рекордсмен навсегда уйдёт именно в эту котловину на дне Норвежского моря. Но тогда они были на вершине победы…

Минуты сверхглубинного плавания тянулись невыносимо. Будто чудовищное давление обжало не только прочный корпус, но и спрессовало в нём само время. Добрый час можно было прожить в такую минуту… А из отсеков поступали тревожные доклады — там потёк фланец, там треснула от резкого уменьшения диаметра корпуса деревянная панель… Чернов медлил с командой на всплытие. Надо было испытать всё до конца. Потом как пули стали отлетать срезанные немыслимым обжатием титановые болты. Но в целом все механизмы работали без замечаний, корабль прекрасно управлялся как по глубине, так и по горизонту. А самое главное, он мог стрелять из этой бездны, оставаясь неуязвимым для глубинных бомб и торпед противника, которые были бы раздавлены на полпути к цели.

— Я не выдержал и крепко обнял корабелов по очереди, — вспоминает Чернов. — Спасибо, ребята… Подумать только, они замыслили это титановое чудо ещё 25 лет назад! В 1969 году… И будто по заказу мы погрузились как раз в день рождения «Плавника». (Это заводское имя К-278, и не надо было его менять в угоду нашим политикам.) Честно говоря, не хотелось уходить с такой глубины. Кто и когда на неё пришёл бы ещё? Никто больше и не пришёл…

На рулях глубины в тот исторический день сидел боцман атомарины мичман Вадим Полухин. Это подчиняясь его рукам, уходила атомарина на рекордную глубину. Он сидел в каске, чтобы не дай бог какой-нибудь срезанный давлением болт не угодил в голову. Вадим Полухин — человек отваги и таланта. Писал песни, которые потом пел под гитару весь экипаж, весь подплав.