Читать книгу "1937. Большая чистка. НКВД против ЧК - Александр Папчинский"

В результате массовых операций 1927 года органы ГБ смогли решить две задачи: а) значительно почистили «людскую базу контрреволюционных организаций и иностранных разведок»; б) ускоренным порядком провели массовую вербовку новой агентуры (главным образом из числа «арестованных бывших царских и белых офицеров, вузовской молодежи, технических служащих, журналистов и т. д.»). Уже 5 июля 1927 года первые результаты подвел заместитель председателя ОГПУ Г.Г. Ягода. Он писал начальникам ведущих отделов ОГПУ (А.Х. Артузову, Т.Д. Дерибасу, Н.Н. Алексееву, и Я.К. Ольскому): «Произведенная операция совершенно ясно показала, что мы ударили по 50 процентам по старому контрреволюционному активу. Это доказывает, что учет нового актива, новой «советской» контрреволюции, мы не знаем, мы не учли его в процессе нашей работы. Совершенно ясно, что какую-либо серьезную организацию искать надо именно в этих группах. Может быть (и даже, наверное), что руководство (идеологическое) исходит от стариков, но… актив, конечно, молодой…»[715].

Далее Ягода продолжил: «Террор целиком исходит от молодежи… Там же у нас слабо. То же самое мы наблюдаем и по линии КРО, в части шпионажа осведомлены мы сильно (и то не везде). В части контрреволюции идем по старым связям, варимся в старых осведомителях, кои выдохлись и расконспирировались. Помните, что опасность не в этих старых, испытавших сидку и внутреннюю тюрьму людей, опасность от молодого актива, его и надо искать, среди него и надо заводить целую сеть осведомителей. Посадите на это дело лучших крокистов… В КРО надо самих сильных товарищей посадить на террор и монархистов, изучить все их материалы по зарубежной эмиграции…». Концовка письма заместителя председателя ОГПУ оказалась следующей: «Этой операцией надо воспользоваться для вербовки, вербовать пачками. Лучше завербовать, чем посадить в лагерь, если даже заслужили этого»[716].

Провальный финал операции «Трест», изъяны в работе КРО ОГПУ (вспомним письмо Ягоды, в котором он писал о работе контрразведки: «Мы ударили по 50 процентам (а не по 100. — Прим. авт.)», «…мы не знаем…мы не учли», «…террор… там у нас слабо…тоже самое…. и в части контрреволюции») отразились на карьере Артузова. 22 ноября 1927 года он был отстранен от обязанностей Начальника КРО ОГПУ, оставшись, правда, на посту второго помощника начальника СОУ ОГПУ (хотя первый помощник начальника СОУ Т.Д. Дерибас продолжал руководить работой Секретного отдела, успешно совмещая чисто канцелярско-информационную работу с оперативной). Кое-кто из руководства ОГПУ предлагал Менжинскому услать бывшего начальника КРО на работу, на периферию, но тот, учитывая хорошие личные отношения, сжалился над провинившимся «отцом» советской контрразведки.

Не последнюю роль в отставке Артузова сыграл и приключившийся в марте 1927 года в КРО ОГПУ скандал. Коллегия ОГПУ «поставила Артузову и его помощнику Стырне на вид за допущенный побег важного политического преступника, наблюдения за которым было возложено на КРО». Взыскание получили также и начальник 2-го отделения КРО С.И. Белобров, начальник Оперода ОГПУ К.В. Паукер, как совершавшие при производстве этой операции ряд ошибок. Комиссар Оперода Брусникин, «непосредственно ведший наблюдение за бежавшим преступником», был арестован и предан суду Коллегии ОГПУ. Обо всех этих мерах воздействия заместитель председателя ОГПУ Г.Г. Ягода[717].

Кем же был этот «бежавший преступник»? Им оказался бывший посол Эстонии в Москве Адо Бирк. Основными же участниками масштабной «интриги» против эстонского дипломата стали сотрудники КРО ОГПУ (Артузов, Стырне, Кияковский и другие), представители НКИД (заведующий отделом Прибалтийских стран и Польши Логановский).

Однако вернемся в июль 1926 года. 13 июля на страницах всех центральных советских газет появилось сенсационное заявление посланника Эстонии в Москве Бирка. Собственно это заявление состояло из двух частей: письма в редакцию «Известий» и заявления Бирка в МИД Эстонии о собственной отставке.

13 июля 1926 года, на первой полосе «Известий» было напечатано «политическое выступление» бывшего посланника Эстонии в СССР А. Бирка. Материал состоял из двух публикаций — собственно письма в редакцию и копии письма дипломата в МИД об отставке.

Из документов следовало, что 18 июня 1926 года Бирк подал заявление об отставке и через два дня, сдав все дела, покинул эстонскую миссию. Добровольную отставку он объяснил своим несогласием с новым внешнеполитическим курсом эстонского правительства: поддержка линии на срыв подписания гарантийного договора с СССР, подготовка страны ко вступлению в «Балтийский союз», имевший ярко выраженную антисоветскую направленность. Дипломат же считал, что Эстония, идя таким путем, встает «на путь совершенно чуждых ей интересов». Эстонцам, по его мнению, нет необходимости ввязываться в политические комбинации других государств, а необходимо озаботиться «благополучием своего народа, живя в мире со всеми»[718].

Эта отставка и отказ вернуться на родину вызвала волну разных слухов и домыслов. Так, шли упорные слухи, что вместе с Бирком остались еще три сотрудника посольства (в том числе и его личный секретарь), высказывались опасения о передаче архива эстонской миссии в руки ОГПУ[719]. Позднее министр иностранных дел Эстонии Акель признал факт «бегства» сотрудницы посольства Юлии Керр. При этом утверждалось, что «беглянка» была долгое время «связана с НК» и передавала через Бирка «самые секретные и ценные дипломатические сведения»[720].

В августе 1926 года была собрана пресс-конференцию с участием самого «отказника». В своем выступлении он подробно коснулся июньских событий 1926 года. После отставки Бирк планировал выехать на отдых во Францию, а потому, прибыв на Украину, остановился у родственников жены и стал дожидаться ближайшего парохода в Марсель. Неожиданно к нему поступила информация об организации покушения на его персону, а инициатором якобы выступило руководство эстонского Генштаба. Опасаясь за свою жизнь, Бирк решил на время укрыться в Финляндии. Однако уже в пути (из какой-то местной газеты) он узнал, что в одном из интервью финский министр иностранных дел сообщил сведения, «порочащие честь и достоинство» Бирка, тем самым дав понять, что путь в Финляндию ему отныне закрыт. Именно это и подвигло эстонского дипломата остаться в СССР и выступить с рядом публикаций, где излагались его взгляды. На вопрос американского корреспондента, собирается ли он вернуться на родину, Бирк ответил утвердительно, заметив, однако, что он честный человек, а потому имеет полное право «по личному усмотрению выбирать себе место жительства»[721]. Эта публикация о Бирке была последней, более советские газеты ничего не сообщали о бывшем после Эстонии и не писали.