Читать книгу "Последний в Мариинском дворце. Воспоминания министра иностранных дел - Николай Покровский"

Теперь, когда Россия развалилась на части, все эти суждения имеют только историческое значение[876].

Другой вопрос будущего государственного образования – Чехия – затронут был при мне только в области несогласий, существовавших между представителями отдельных чешских партий[877]. Заведовал этими делами в министерстве Приклонский, который вел, как мне казалось, какую-то свою особую политику, покровительствуя жившему в Петрограде будто бы представителю чехов доктору Дюриху, с виду довольно почтенному старику, который получал у нас субсидии, но как будто был навязан чехам. Они, часто посещавшие меня, даже по рекомендации Приклонского, изображали доктора Дюриха в очень неблагоприятном свете, как человека, не пользующегося доверием чехов, и, напротив, на партию Массарика указывали, как на наиболее популярную в Чехии. Когда же я спрашивал Приклонского, как понимать такие отзывы людей, им самим рекомендованных, то он начинал смешивать их с грязью и объяснять их мнения разными вне дела стоящими побуждениями. Я решил выждать результатов предстоявшего чешского съезда и тогда окончательно выяснить себе вопрос. Но, за наступлением революции, съезда этого я так и не дождался.

Я перечислил более существенные вопросы частного характера, возникшие в кратковременное мое управление Министерством иностранных дел. Главным же, стоящим на первом плане делом, была, конечно, война и связанные с нею сношения. Я уже говорил о мирном предложении Германии и о разъяснении, данном мною по этому поводу с кафедры Гос[ударственной] думы. Это разъяснение, повторяю, произвело успокоительное впечатление как у нас в России, так и за границею относительно намерений русского правительства.

Общий ответ всех союзников на это предложение был редактирован в Париже и принят нами, помнится, без всяких изменений. Ответ этот был, разумеется, отрицательный[878]. Но вслед за тем надвинулась более сложная задача. В дело окончания войны счел нужным вмешаться президент Северо-Американских Штатов Вильсон. Он обратился ко всем воюющим державам с нотою, в которой предлагал приступить к мирным переговорам[879]. Я помню, с какой торжественностью явился ко мне Френсис в сопровождении советника Райта и вручил мне эту ноту. Я, разумеется, сразу не дал никакого ответа, так как в этом случае ответ должен был исходить от всех союзников.

Текст его был равным образом редактирован в Париже и принят нами также, насколько помню, без всяких существенных замечаний. Этот ответ был составлен в более осторожных выражениях, чем первый, чтобы не оскорбить самолюбие американцев[880]. Но тут помог нам Вильгельм: германский ответ[881] и, в особенности, усиление подводной войны вынудили американцев объявить войну немцам[882]. В сущности, благодаря этому война была выиграна. А были большие сомнения насчет настроения американцев: ходили даже слухи, что у берегов Америки находятся базы германских подводных лодок.