Читать книгу "Место под солнцем - Полина Дашкова"

– Она бы тебе ответила, что отогнала машину в автосервис, –заметил Паша, – или еще что-нибудь сочинила бы.

– Господи, ну почему? Почему ничего нельзя знать заранее? –прошептала Катя чуть слышно. – Не болтала бы я, что мы рано вернемся, был быГлеб жив. Задержались бы мы на фуршете… Ну что стоило задержаться хотя бы напятнадцать минут.

Они ехали по Ленинградскому шоссе к Москве. Машин в этовремя было совсем мало. Изредка в лицо ударяли встречные ослепительные огни, иКатя морщилась, как отрезкой боли.

– Она бы все равно убила, – тихо произнес Паша, – не тогда,так в другой раз. Судя по тому, как тщательно она готовилась, как продумывалакаждую деталь, ей очень надо было от твоего мужа избавиться. Очень.

– Нет! – почти выкрикнула Катя. – Такой подходящий момент ейвряд ли представился бы в другой раз. Как будто черт ей ворожил в ту ночь.

– А все-таки зачем она это сделала? Ты обещала рассказатьпро ее мотив, – напомнил Паша.

– Не могу, – Катя опять болезненно поморщилась, – прости, немогу сейчас. Потом, позже, обязательно расскажу. Я теперь все знаю: как, зачем,но сил больше нет обсуждать все это.

– Ты есть хочешь? – спросил Паша после долгой паузы.

– Нет. Спать хочу. И плакать.

Остаток пути ехали молча. Когда Катя остановила машину возлеего дома, он сказал, прежде чем открыть дверцу:

– Ты простишь меня, если задам тебе все тот же глупыйвопрос?

– Конечно, прощу, – слабо улыбнулась Катя, – но лучше незадавай.

– Ладно. Позвони мне, когда доедешь. Я не лягу спать безтвоего звонка.

Он прижался губами к ее виску, всего на секунду, и быстровышел из машины.

«Так нельзя поступать с человеком, – подумала Катя,выруливая на пустое Садовое кольцо, – меня никто, кроме него, не любит».

На светофоре она закурила. Как хорошо и спокойно ехать попустой ночной Москве в середине сентября, когда еще совсем тепло, можно открытьокно, чтобы ветер бил в лицо. Как вообще хорошо жить на свете, и как страшноумирать молодым по чьей-то злой прихоти. Скоро девять дней. А потом сорок,дальше пойдет счет на месяцы, на годы, и постепенно будет стираться в памятиголос, лицо, запах. Почему-то сейчас куда ясней помнится большой, важный,пятилетний мальчик Глебчик с волосами цвета лютиковых лепестков, и ежик,который кололся сквозь влажную ткань панамки, и разноцветные блики на горячемпеске.

Катя вздрогнула от резкого сигнала. Веселый ночной таксистмахнул ей рукой из окна, улыбнулся и промчался мимо. Она обнаружила, что всееще стоит на светофоре, хотя давно уже зеленый. Слезы текут ручьями, впервые заэту неделю.

Она поехала очень медленно, постепенно справилась сослезами, успокоилась и подумала, что надо заехать в ночной супермаркет, купитькакой-нибудь еды, потому что в доме уже ничего нет, и, наверное, бутылкуконьяку. Сегодня ровно неделя, и надо помянуть Глеба этой ночью. Простопосидеть одной на кухне, поплакать по нему и помянуть.

В пустом супермаркете молоденькая кассирша дремала, уронивголову на руки, встрепенулась, стала тереть глаза. Катя купила маленькуюбутылку коньяку, банку оливок, хлеб, сыр, несколько яблок. Паркуясь в тихомдворе, поднимаясь на ступеньки подъезда, она поймала себя на том, что все времяоглядывается на черные кусты акаций у детской площадки.

Когда захлопнулась тяжелая железная дверь подъезда, оназамерла на миг, прислушиваясь к гулкой тишине лестничной площадки. Наверхупочудился какой-то шорох, еле слышная возня… Нет, показалось.

Лифт грохотнул, в чьей-то квартире сонно залаяла собака.Катя вытащила ключи и опять замерла. Шорох повторился. Сердце подпрыгнуло кгорлу, в ушах зазвенело. И сквозь звон Катя явственно различила тихий женскийсмех.

Смеялись наверху. Там, на подоконнике, между третьим ичетвертым этажами, сидела со своим молодым человеком соседская девочка Маша. Онпровожал ее, и они потом долго прощались, сидя на подоконнике, иногда до пятичасов утра.

Глубоко вздохнув, Катя открыла дверь, привычным жестомпотянулась к выключателю в прихожей, чтобы зажечь свет. Но свет не зажегся.

«Лампочка перегорела», – подумала она.

И в этот момент уловила резкое движение воздуха у себя заспиной, в ноздри ударил свежий, клеверный запах дорогих французских духов«Мадам Жаме». А через долю секунды что-то тонкое, жесткое сдавило ей шею.

Катя закричала, боль была невозможной, такой оглушительной,что даже собственный крик пробивался сквозь эту боль, как сквозь толстыйвойлок. В глазах запрыгали алые бешеные огни. Краем сознания она догадалась,что дверь еще не заперта, ударила по ней ногой изо всех сил. В левой руке всееще был пакет с продуктами, она вскинула руку, пытаясь наугад попасть по головетому, кто стоял сзади.

Но боль была все сильней. Не хватало воздуха. Катя не успелапонять, куда пришелся удар, заметить, что дверь открыта настежь, не услышалагромкие голоса:

– Эй, что за дела? Кто там кричит?

Алые огни перед глазами слились в огромную, пульсирующую,огненную массу. Потом стало темно. В непроглядной черноте каркали кладбищенскиевороны, ветер шуршал в старых акациях, выла, как раненая волчица, бомжихаСивка, матерились сонные злые милиционеры, и сквозь черный этот звуковой кошмарпрорывался хриплый, прокуренный голос: «Ну глаза-то открой, сушеная Жизель,плохо тебе? Открой глаза…»

– «Скорую» надо! Ой, мамочки! Что же это?

– Машка, не дрожи так! Сейчас сама в обморок хлопнешься.Дышит она, смотри, еще как дышит!

– Екатерина Филипповна! Откройте глаза, ну пожалуйста!

Катя жадно хватала ртом теплый воздух. Медленно, оченьосторожно, открыла глаза.

Два расплывчатых белых пятна. Живые голоса, мужской иженский. Живые лица. Девочка Маша и ее приятель, мальчик в круглых блестящихочочках.

– Ну, слава Богу! Что с вами такое? Давайте мы «Скорую»вызовем.

– Не надо, – прошептала Катя сухими шершавыми губами.

Она с удивлением обнаружила, что не лежит, а полусидит усвоей открытой двери, упираясь головой в мягкую обивку. Вероятно, она не упала,а сползла, поэтому не стукнулась головой. Они помогли ей подняться. Все плылоперед глазами. Сильно болела шея. Катя прислонилась к холодной кафельной стенерядом с дверью и продолжала тяжело дышать ртом.

– Маша, вы видели кого-нибудь? – спросила она, немногоотдышавшись и судорожно сглотнув.