Читать книгу "Лакуна - Барбара Кингсолвер"

— Вытащил вату из подплечников и запихнул в лифчики.

Подумывает уходить из галереи и вообще бросить искусство. Ради рекламы.

— Что? Будешь писать слоганы? «„Лаки Страйк“ — отличный табак»?

— Вот балда. Нет, я буду рисовать плакаты. Создавать образ будущего.

— Мне казалось, тебе нравится в музее. Кандинский, Эдвард Хоппер. А ты, значит, решил превратиться в Луэллина Эванса из «Рекламистов», который продает ничего не подозревающим хозяйкам косметическое мыло?

— Не мыло. Саму красоту. Секс, Бог и Отечество. — Томми выпустил аккуратное кольцо дыма и проследил взглядом, как оно поднимается к потолку. — На седьмой день Том Кадди создал Америку. И сказал Том Кадди: «Старик, да это хорошо!»

— Будь я верующим, вскочил бы сейчас с постели, пока в нее не ударила молния.

— Вот увидишь, дружище Шеперд. Типам, которые проводят избирательные кампании кандидатов в президенты, понадобятся рекламисты.

— Томми, ты сошел с ума.

— Я не шучу. Знаешь, сколько сейчас телеканалов?

— Штук шесть или семь.

— Двадцать.

— Кстати, как дела у твоего приятеля? Латиноамериканского Ромео с внешностью киногероя?

От вопроса у Томми испортилось настроение; он рассердился. Рамиро уехал. Нет, не в Пуэрто-Рико, а просто из города, подальше от света прожекторов и всеобщего внимания. Может, стал коммивояжером и торгует щетками. Поневоле задумаешься, как устроена вселенная Тома Кадди: солнце Рамиро закатилось, взошла звезда Гаррисона Шеперда. Томительный компромисс в борьбе с одиночеством. Том пообещал, что через месяц приедет снова, а может, и не раз. В золотой Ашвилл, как он выразился. Регулярные свидания за счет фирмы в «Гроув-парке», пока будет обхаживать Вандербильтов.

— Тебе повезло, что ты здесь живешь, — заметил он.

— Где? В Скверолине? При карантине?

— Да, Шеп, здесь — или в любом другом месте, где захочешь. Пишешь что хочешь, и никто не заглядывает тебе через плечо. Мы же в Нью-Йорке словно муравьи, которых подожгли через лупу, и теперь они корчатся в огне.

— Горящие муравьи. Громкое заявление. — Опершись на руки, я поднялся с постели. Пришлось совершить над собой усилие: сливянка дала о себе знать. Но усидеть на месте было невозможно, и я принялся мерить комнатку шагами. От Томми исходит энергия, словно ток. Я стоял в темноте у бойницы окна.

— Громкое? — удивился он. — Ты еще не слышал громких фраз. Типов с радио и телевидения. Продюсеры, точно жестокие мальчишки в школе, толпятся вокруг, чтобы посмотреть, как будут корчиться муравьи. Обвинения в заговоре, процессы над иностранцами. Как ты думаешь, сколько в Нью-Йорке тех, кто приехал из других мест? Город опустеет, как этот отель.

Казалось, Тому не хватает слов; редкий случай. Я слышал, как дышит гостиница: как натужно поскрипывают потолочные балки, как медленно журчит по трубам вода.

Томми закурил новую сигарету.

— Им даже не нужно доводить дело до суда. Однажды ты просто чувствуешь, что тебя припекло, а они уже тут как тут — собрались вокруг, наклоняются, чтобы получше рассмотреть, как ты будешь корчиться. Стоит твоей фамилии оказаться в списке — готово дело: входишь в комнату, и разговоры смолкают. Думаешь, мы ничего не знаем об эпидемии?

— Это же всего лишь продюсеры, Томми. Не верховная власть, на которую работает тайная полиция. Обычные люди, которые просыпаются по утрам, надевают костюмы, купленные в «Сирс Робак», и идут на работу, чтобы решить, кто сегодня получит тортом в лицо. Трудно представить, что они способны на такие зверства.

— Трудно представить, — Том цокнул языком, удивляясь то ли слогу писателя, то ли его наивности; кто знает. — Пастушок ты мой, что же мне с тобой делать?

2 СЕНТЯБРЯ

Планеты и звезды вернулись на круги своя. Миссис Браун всю неделю работает, жизнерадостная как никогда, в новой кофте с оборками. Женский клуб снова включил ее в организационную комиссию, в основном потому, что она во время карантина продолжала отвечать на письма и звонки клуба. Большинство же добропорядочных дам страдали в одиночестве.

К концу месяца собираемся завершить работу над черновиком романа. Миссис Браун утверждает, что это моя лучшая книга, а ведь она еще не читала окончания. С названием прежняя карусель. Издательство, как всегда, настаивает на громком заглавии: «Великое падение, или Крах империи». Мне же хотелось оставить метафору. Миссис Браун в задумчивости сидела за столом, прижав к щеке карандаш, а потом сказала: «Помните, как в последний день мы сидели на вершине храма в Чичен-Ице? Светило солнце, а потом вдруг надвинулась туча, и все потемнело. То же место, те же храмы, но вдруг стало жутковато». Это ведь то, что вам нужно, правильно? Как это можно назвать?

— Да. Дж. Эдгар Гувер.

Отпросилась завтра уйти пораньше, чтобы послушать предвыборную речь Трумэна на вокзале. Он будет проезжать через Ашвилл и выступит с трибуны за Фернандо Магелланом. Тот же поезд, на котором везли тело Рузвельта; люди тогда прождали всю ночь. Но поезд так и не пришел.

15 СЕНТЯБРЯ

«Гроув-парк» — тихое местечко с регулярным парком и добротной мебелью по образцам старинных испанских католических миссий. Огромные каменные камины, деревянные напольные часы, даже крыши, скругленные, точно у сказочных домиков, с бровками наличников над окнами комнат верхнего этажа. Том в восторге от обстановки; говорит, что чувствует себя точно художник в мансарде. Уверяет, что Фицджеральд, приезжая проведать Зельду, всегда останавливался в номере наверху. «Хочешь, спроси у коридорного, я тебе говорю, я прав. Может, он написал „Гэтсби“ в той же комнате, где сейчас сплю я».

— Тогда уж, скорее, «Крушение». Если приезжал в город за тем, что ты говоришь.

Томми покачал головой: «Хорошо, пусть будет „Крушение“». У него пластика актера, он искренен в каждом жесте и прекрасно знает, как себя подать. Сегодня ему больше повезло с публикой: на веранде было яблоку негде упасть, постояльцы нежились на осеннем солнце. В город снова стремительным потоком хлынули туристы: надо же съездить в отпуск, пока не настали холода. Томми рассматривал гостей.

— Вон у того наверняка на носках часы[211]. Бьюсь об заклад. Иди попроси его приподнять штанину.

— Я не знаю, что это значит. Часы на носках.

— Это значит, — промурлыкал Томми, подавшись вперед, — что к антенне автомобиля, который он оставил камердинеру, прикреплен лисий хвост. Вот так вот. Ты не знаешь этих мальчиков из колледжей. А я их насквозь вижу. — На этот раз сливянка с содовой показалась Тому слишком легкой, и мы пили «Морской бриз», коктейль, состав которого он долго и путано объяснял бармену. В результате оказалось, что это джин с апельсиновым соком.