Читать книгу "Толмач - Михаил Гиголашвили"

Он важно объяснил:

– Ну… В России сейчас оригиналов нет, все фальшивое… А фальшивый алкоголь четырех видов бывает: суррогатный, нелегальный, безакцизный, поддельный… – Вдруг остановившись, как будто вспомнив что-то, на секунду замолкнув, Рукавица круто перешел на другую тему: – Но знаете, я такой человек, что не терплю неправды! Поэтому всегда с властями в пикировку попадал. Казалось бы, что мне на митингах надо?.. Сиди себе и ешь солянку рыбную сборную отборную. Так нет же ж, не могу молчать! И на митингах бывал, и газеты левые финансировал, и петиции подписывал. За это и пострадал. Пострадал за правду, можно сказать. Лучше б сидел тихо и икру ложками лопал. Теперь вот лагерной баландой питаться приходится. Да, жизнь бьет ключом, и все – по голове. И не промахивается, главное…

Тилле со скрытой улыбкой выслушал его монолог о правде и икре и попросил подробнее рассказать, чем тот занимался последний год – ну, кроме фальшивого алкоголя.

Рукавица сцепил руки под животом:

– Всяким. Своей фирмой в основном, пока не допекли. У меня фирма «Лилия» есть… вернее, была, – поправился он. – Экспорт-импорт, ширпотреб, пищевка, пивко голландское, колбаска немецкая, ветчинка австрийская, машины подержанные, одежонка б/у… ну, и так далее… Что Бог пошлет…

– На кого оформлена фирма?

– Была оформлена, была, – уточнил Рукавица. – На меня была оформлена. У меня еще восемь людей сотрудников… Было.

– Есть счета в западных банках?

– Как не быть?..

– Ваши личные или фирмы?

– Разные. Но фирму продал, а мой личный счет остался. Наш с вами счет, можно сказать! – вдруг уставился Рукавица на Тилле.

– Не понял? – ответил тот.

Рукавица завозился на стуле, забормотал льстиво:

– Ну, имею в виду, что если мое дело положительно решится, то мы с вами можем этим счетом совместно пользоваться…

Тилле, усмехнувшись, всем корпусом повернулся ко мне:

– Сколько тот монстр Шнайдеру предлагал? Пять тысяч?

– Мало, конечно, – откликнулся Рукавица, когда я ему коротко поведал о Дубягине. – Я ему тут же пятьдесят тысяч дам, если он мне дело сделает!

Я перевел. Тилле махнул рукой:

– Забудьте. Тут не Советский Союз. И больше не предлагайте. С какими фирмами сотрудничали на Западе?

Рукавица разочарованно потер затылок:

– Значит, не клюет? – тихо уточнил он у меня. – Жаль, очень жаль… Надо было наличкой принести, прямо сюда, чтоб увидел… Ну да ладно, на нет и суда нет… С какими фирмами работал? С разными. Тут ведь тоже много всякой рыбицы в мутной водице. Список большой. Даже Максимка не всех знал…

– Какой Максимка? – шепнул я ему, напомнив: – Вы же сказали, что с Максимкой в лагере познакомились!

– А… ну да, ну да… – закудахтал испуганно Рукавица, но Тилле успел уловить имя:

– Что, Максим?.. Максим?.. А, вчера такой тут сдался – Максим! – он покопался в папках, достал какой-то замызганный паспорт и принялся его сличать с паспортом Рукавицы, потом спросил невзначай:

– Этот человек, Максим Чалый, вам знаком?

– Нет, тут, в лагере познакомились. Земляками оказались.

Тилле, держа оба паспорта в руках, серьезно уставился на Рукавицу:

– Еще раз спрашиваю – этот человек, Максим Чалый, вам знаком? Вы вместе приехали в Германию?

– Нет, тут познакомились… Это я про другого Максимку, что у меня на фирме работает… работал… – заерзал Рукавица, но Тилле прервал его:

– Почему же тогда у вас и у этого, по вашим словам, ранее вам незнакомого Максима за последний год в паспортах все пограничные штампы совпадают?.. А?.. Как вы это объясните?

– Не знаю, – растерялся Рукавица. – Может, он тоже в те же дни ездил?..

– В те же дни и часы? И в те же страны? – Тилле покачал головой: – Нет, таких совпадений не бывает. Вы с ним путешествовали вместе. Раз уж мы начали об этом, то прошу вас рассказать, как вы проникли на территорию Германии?

Лоб и нос Рукавицы залоснились, он вытащил платок, вытер лицо. Веселости в нем поубавилось.

– Ну как прибыли… Прибыл, вернее… Когда я понял, что надо бежать, я быстро продал фирму.

– Кому? Когда? За сколько?

– Кому?.. А брату своему. А за сколько – это уже коммерческая тайна, извините.

– От нас у вас тайн нет, – сухо и жестко оборвал его Тилле, но не стал пока копаться в этом вопросе и попросил продолжать.

– У меня бизнес-виза была. Поездом доехал до Вены, а там пересел на другой поезд и доехал до Дрездена.

– Зачем надо было делать такой крюк?

– Максимка ждал, – вырвалось у него.

Я взглянул на него, но опять было поздно – Тилле, услышав, усмехнулся:

– Опять таинственный Максимка!.. Почему он так прячет и скрывает, что они вместе? В чем дело? – заинтересованно посмотрел он на Рукавицу.

Тот совсем сник и ничего не отвечал. Тилле стал спрашивать дальше:

– В Австрии не просили политическое убежище? Почему?

– А… А у нас… У меня знакомые были в Дрездене, поэтому решил там сдаться. Борчик и Ленуся, друзья, документы на отправку тракторов подготовили, взять надо было… Ну и поехали, то есть поехал… И приехал…

– Не очень-то вы преследовались, раз могли свободно через границы кататься! – заключил Тилле и что-то внес в компьютер, а мы с Рукавицей переглянулись.

Пот катил с него. Он прерывисто вздыхал, а Тилле настойчивее попросил рассказать, с какой целью Рукавица приехал в Германию.

– Документацию надо было отвезти, для фирмы, – признался тот.

– Фирму же вы уже продали? – прищурился Тилле.

– Ну… Да… Продал… Но брату продал… А мы вместе работаем… Надо было еще…

Тилле закрыл паспорта, посмотрел на него проницательно.

– Вы, я вижу, солидный человек, имеете фирму, деньги, семью, ездите по Европе. Что вам, собственно, тут, у нас, надо? От кого и от чего вы бежите, скажите откровенно?

Рукавица огляделся, как после сна.

– Последние два года стало невозможно жить. С одной стороны – подлец Кучма буйствует. С другой – антисемиты донимают. Звонят на фирму, ругаются, стекла бьют, машину взорвали, «Вольво». Убирайся в свой Израиль – и все. Когда машину взорвали, я пошел в милицию. А там эти тупорылые рожи смеются: «От машины что-нибудь осталось? Ничего? Ну, раз трупа нет – нет и преступления. Станете инвалидом – приходите, поможем, а пока советуем на фирме охрану увеличить. Можем пару надежных людей посоветовать!» Сами, наверно, и взорвали, как думаете? – (Тилле пожал плечами.) – Потом на вывеске фирмы краской буквы подрисовали, плохое слово вышло.

– Как это? – спросил я.