Читать книгу "Любовь и Рим [= По воле рока ] - Лора Бекитт"

– Это мы еще посмотрим! – засмеялась женщина.

В тот же вечер Публий Тулл подошел к Кариону, предложил помощь и очень удивился, увидев, что юноша попросту не понимает его намеков: настолько он был далек от грязных человеческих игр.

…Карион ходил к Амеане еще несколько раз и в конце концов сказал Тарсии:

– Я не поеду осенью в Афины. Останусь в Риме.

– Не поедешь в Афины? – внимательно глядя на него, повторила Тарсия – Но ведь ты должен продолжать учебу!

Карион помолчал. После чего промолвил:

– Все изменилось.

– Это из-за той женщины? – догадалась Тарсия. Карион не ответил. Он сплел пальцы под подбородком и сидел, не двигаясь. В его взгляде смешивалось очень многое: мечтательность, твердость, доверчивость к жизни и настороженность, направленная, скорее, на самого себя.

– Но кто она такая, что ей от тебя надо? Быть может, она просто кружит тебе голову? Известно ли ей, что ты не знатен и не богат? – допытывалась Тарсия.

– Известно. Да ей и не нужны деньги. Она сама богата, у нее такой дом…

– Она замужем или вдова?

Молодой человек пожал плечами. Он знал, что Амеана не замужем, и понимал, что она не аристократка.

– Возможно, ее содержат мужчины? Тогда тебе, как человеку молодому и неопытному в жизни, стоит держаться от нее подальше.

Тарсия решила открыто высказать свои опасения и теперь с тревогой ждала, что ответит сын.

– Ах, мама! – с досадой произнес он. – Неужели ты не понимаешь, что мне все равно! Она очаровательна, красива, умна, а остальное – неважно! Что касается возвращения в Афины… Пойми, таланту не научишь! Времена изменились: сейчас Римом правит не Марс, а Аполлон, потому все прочат мне великое будущее.

Тарсия изумилась: прежде она никогда не слышала от него таких речей.

– Так говорит твоя покровительница? Как ты называешь ее? Кирис?

– Да. Она говорит так.

– В чем-то она права. – Тарсия встала и прошлась по комнате. Карион продолжал сидеть – Только я скажу по-другому: сейчас миром правят люди, вооруженные не мечами, а золотом. Тебе кажется, что ты служишь искусству, но стоит незаметно свернуть не на тот путь, и тогда…

Карион предостерегающе поднял руку:

– Мама, не продолжай! Мне это не грозит. Главное, я понимаю, что за деньги не купишь ни любовь, ни судьбу.

Тарсия в упор смотрела на него своими серыми, в золотистых крапинках глазами.

– Судьба нередко бывает трагической, а любовь – несчастной. – И, вздохнув, села. – Мне неловко перед госпожой Ливией: она возлагала на тебя большие надежды.

Он вскинул на нее похолодевший взор:

– Я совершил что-то дурное? Почему ты решила, будто я не оправдал чьих-то надежд?

– А как же Гай Эмилий, которого ты так уважаешь?

– Он меня поймет. Мы беседовали о многом, в том числе – о любви. Он говорил: «Всегда следуй за своими чувствами, что бы ни случилось, не предавай свое сердце!»

– Так ты в самом деле по-настоящему любишь эту женщину? Карион кивнул.

– Но ведь она, кажется, старше тебя? Сколько ей лет?

– Не знаю. Это тоже неважно. Говорю тебе: будь ей хоть пятьдесят, мне все равно. Я люблю ее такой, какая она есть.

Тарсия положила руку на ладонь сына.

– Прости, что задаю такие вопросы, но… между вами что-то было?

Карион помедлил, потом все же сказал:

– Пока нет, но, надеюсь, это скоро случится.

Больше Тарсия не стала ничего говорить. Она не могла понять, отчего ей кажется, будто в этой истории есть что-то нечистое, и хотела посоветоваться с Ливией. Но в ближайшее время им не довелось встретиться. Помешали обстоятельства: в ноны секстилия, день Юпитера (5 августа, четверг) умер Марк Ливий Альбин.

…Ливия сидела в атрии, на одной из мраморных скамеек. После похорон прошло более девяти дней, и на ней была обычная белая одежда. Ливий казалось, она ни о чем не думает, хотя на самом деле было иначе, просто ею владела все притупляющая, давящая скорбь. Странно, она сидела в том зале, где девятнадцать лет назад вместе с отцом и Децимом ожидала прихода своего жениха: здесь мало что изменилось, и между тем все казалось каким-то другим. То давно прошедшее время словно бы имело не такой запах и цвет, тогда все было ярким и свежим, будто бы окрашенным в другие, солнечные тона. Видимо, потускнел сам ее взгляд на мир…

Ливия закрывала глаза, и перед нею возникало мертвое лицо отца – странная, словно бы чужая оболочка, что-то бесконечно родное, уже ушедшее и в то же время еще присутствующее здесь. Ливия пыталась совладать с собой, она знала: ее спасением могло бы стать простое признание утраты. Но мешали воспоминания: именно на этой скамье они с отцом обычно сидели и говорили… Она вспоминала голос и взгляд Марка Ливия и… многое другое. Порою отец рассказывал что-нибудь о прежних временах, о таких событиях, какие кроме него не помнил уже никто, и Ливий чудилось, будто с его смертью ушла в небытие целая эпоха. Ей было страшно одиноко, она дрожала, словно от ветра, дующего откуда-то из глубин Вселенной. Ливию не утешала даже мысль о том, что боги даровали отцу долгую жизнь и такую смерть, какой, наверное, хотел бы умереть каждый: он просто лег спать и не проснулся.

Да, все стало другим. И вошедший в атрий мужчина, которому было почти сорок, мало походил на прежнего двадцатилетнего Децима. Они с Ливией так редко виделись, что она просто не успевала свыкнуться с происходящими в нем переменами, не только внешними, но и внутренними, о каких порою узнавала внезапно, невзначай…

– Полагаю, вы ожидали именно этого? – довольно резко произнес Децим, обращаясь к сестре.

Ливия смотрела на него с каким-то бессмысленным изумлением.

– О чем ты говоришь?!

– О завещании.

Женщина не успела ничего сказать: в атрии появился Луций Ребилл.

– Оставь в покое Ливию, лучше поговори со мной. Ливия с благодарностью посмотрела на мужа. Луций взял на себя все хлопоты по организации похорон и сумел предоставить Ливий столь необходимую ей возможность погоревать в одиночестве. Завещание Марка Ливия Альбина было обнародовано вчера; как водится, его вскрыли и прочитали в присутствии свидетелей.

– Что с тобой говорить? Ты доволен: твой сын наследует все богатство семьи! Получается, я живу в твоих владениях и управляю твоим имуществом. Придет время – мое имя будет забыто: останутся одни Луций Ребиллы!

– Так в этом виноват не Марк Ливий и не я. В завещании есть оговорка: когда твоя жена родит мальчика, он получит долю наследства, равную доле нашего сына. А твоя дочь не останется без богатого приданого. Если Веллея бесплодна, разведись с нею и возьми другую.