Читать книгу "Круг - Сара Б. Элфгрен"

— Я подожду здесь, — говорит он. — Не торопись.

Анна-Карин смотрит на него с благодарностью и отпирает дверь. К счастью, дверной проем достаточно широк, чтобы через него могла проехать инвалидная коляска.

Они заходят в пустую прихожую. Проходят в кухню. Жилые комнаты, гостиная, которую перестали использовать после смерти бабушки.

Все недостатки обнажены и бросаются в глаза. Отклеившиеся обои, старая краска на плинтусах, желто-коричневые пятна табачного дыма на потолке.

Почему-то без мебели комнаты кажутся меньше. Странно, разве не должно быть наоборот?

Здесь жила их семья. А теперь это просто комнаты.

«Вот она — разница, — думает Анна-Карин. — Раньше это был дом. А теперь просто стены».

Дедушка все время молчит, но когда они выходят из дома, оборачивается и гладит руку Анны-Карин.

Николаус помогает им спуститься с крыльца. Анна-Карин боится: вдруг они сделают что-нибудь не так, нечаянно уронят коляску, и дедушка упадет, ударится. Ей страшно даже думать о том, как отреагирует мама, если что-нибудь случится. Мама понятия не имеет, что они здесь. И что у Анны-Карин до сих пор есть ключ от их старого дома.

Теперь Анна-Карин везет коляску к домику деда. На том месте, где раньше стоял коровник, идет строительство. Папа Яри, купив их хутор, решил, что будет разводить здесь свиней. Анна-Карин ловит дедушкин взгляд.

— Все стало по-другому, — говорит дедушка.

— Да, — отвечает Анна-Карин. — По-другому.

В домике дедушки больше не пахнет кофе. Ввозя коляску в пустую кухню, Анна-Карин думает, правильно ли она сделала, приехав с дедушкой сюда. В его бывшей кухне, маленькой спальне, старой ванной пусто и заброшенно. Анна-Карин встревоженно смотрит на дедушку. Вид у него задумчивый. Она ставит коляску у окна, где дедушка обычно любил сидеть. Присаживается на корточки рядом и тоже смотрит в окно. На их с мамой дом. На луга, где больше не пасутся коровы.

Июньские сумерки опускаются на вершины сосен.

«Как здесь красиво», — думает Анна-Карин.

Она понимает, почему давным-давно, когда Энгельсфорс застраивался и расширялся, дед с бабушкой выбрали именно этот хутор, именно в этом месте.

— Анна-Карин, — говорит дедушка.

Она видит его ясный взгляд.

— Стаффан, твой отец, не был злым человеком, — продолжает дедушка. — Он был труслив, но плохим не был.

От неожиданности Анна-Карин немеет. Потом через силу произносит:

— Почему же тогда он от нас ушел?

— Не знаю. Это их дело, твоей мамы и его. Но он любил тебя, Анна-Карин. По-своему, но любил.

— Значит, мало любил, — бубнит она, чувствуя на щеках горячие слезы.

Дедушка протягивает руку и вытирает их.

— Плохо, конечно, что он вот так — взял и исчез. Но я думаю, он изначально был таким. Не умел любить по-настоящему. Твою мать всегда тянуло к парням, которые ничего не могли ей дать взамен. Но та любовь, что в Стаффане была, — она была для тебя. То малое, что он мог дать, он отдавал тебе. Я не говорю, что этого достаточно, но мне хочется, чтобы ты это знала.

Анна-Карин берет дедушкину руку, его кожа стала мягкой и как будто истончилась.

— Всю свою жизнь я работал, — продолжает дедушка. — Работал, ел и спал. Только это и делал. Но в последнее время я много думал. Я предал тебя, Анна-Карин.

Она мотает головой.

— Не говори так, дедушка…

— Я стар и могу говорить, что хочу, — перебивает он. — И я говорю, что совершил ошибку. Я закрывал глаза на то, как плохо тебе было. Когда тебя травили в школе, твоя мать говорила мне: не лезь! Мол, ее когда-то тоже травили, и ничего, выжила. Она говорила, что будет только хуже, если мы вмешаемся. Но мне все равно следовало это сделать.

Он сжимает руку Анны-Карин, и она чувствует, что к деду возвратилась часть его прежней силы. Эта сила видна и в его взгляде, когда он смотрит на нее.

— Ты сможешь простить меня, Анна-Карин?

— Это я должна просить прощения. Пожар случился по моей вине.

— Отвечай на мой вопрос, — перебивает дедушка. — Иначе мне не найти покоя.

Анна-Карин громко шмыгает носом и кивает.

— Ты просто пыталась вернуть обратно то, что у тебя всю жизнь отнимали, — продолжает дед. — Ты зашла слишком далеко, но тут есть и моя вина. Я должен был поговорить с тобой откровенно. Рассказать, что ты должна беречь свой дар, а не разбазаривать его.

Анна-Карин уже даже не удивляется.

— Ты все это время знал, да? — спрашивает она.

— Я знал только то, на что у меня хватило ума, — отвечает дедушка. — А теперь поехали на свежий воздух.

Они выезжают во двор и идут мимо сидящего в машине Николауса.

Анна-Карин везет дедушку по щебневой дороге между полями. Он снова проваливается в туман и продолжает говорить, мешая шведские и финские слова.

Он называет ее то Гердой, то Мией, то Анной-Карин. Рассказывает о семействе лис, живших в норе у кромки леса. Предостерегает от лживых пророчеств. Вспоминает о норвежских беженцах, которым помогали бывшие владельцы хутора во время Второй мировой войны. Описывает вечера, когда, сидя в кухне, он допоздна играл в карты с родителями Анны-Карин, а бабушка Герда пекла тонкие лепешки и подпевала старым граммофонным пластинкам. Анна-Карин думает, что, наверно, именно эти песни мама пела тогда, осенью.

Наконец дедушка замолкает. Анна-Карин разворачивается и везет коляску обратно к машине.

Дедушка должен опять вернуться в дом престарелых «Солнечный склон».

Это временно, говорит мама. Пока она и Анна-Карин обживаются в их новой съемной квартире в центре города.

Но Анна-Карин знает правду. В квартире есть комната, где мог бы жить дедушка, но мама не перевезла туда его вещи. Она решила оставить дедушку в «Солнечном склоне».

59

Полная луна висит как белая тень на светлом предутреннем небе. Мину идет вдоль ручья.

Ее ступни и голые икры намокают в мокрой от дождя траве.

Два черных перышка плывут по воде. В следующее мгновение она чувствует запах дыма.

Мину.

Она поднимает взгляд. На другой стороне ручья стоит Ребекка. Она так похожа на настоящую Ребекку, что больно смотреть.

К ее лицу возвратился цвет. Глаза живые.

— Я знаю, ты не Ребекка. Почему ты не можешь показаться мне в своем настоящем виде? — спрашивает Мину.

Ты знаешь, кто я?

— Ты говорила с нами через Иду. Ты снишься нам. Ты ведьма, ты жила в семнадцатом веке.

Ребекка не отвечает. Мину вдруг начинает сомневаться, спит она или видит все, это наяву.