Читать книгу "Славия. Рождение державы - Александр Белый"

Славке приказал вытащить из седельного чехла специально приготовленный мушкет и тащить в шатер.

– Таких пистолей и мушкетов у меня шесть сотен. А еще, Андрей Михайлович, в моем обозе путешествует пять десятков небольших мортир.

– Но кто это все изготовил, где ты все это взял?! Да, я видел такое оружие, но единицы, а не такие большие количества. Это какие же огромные деньги?!

– Я вправе не отвечать на этот вопрос, но лично для вас скажу, сейчас это уже не имеет никакого значения. Мастера, которые это сделали, – показал рукой на пистоль и мушкет, – больше подобного сделать не смогут, они умерли. А куплено все на деньги и по заказу людей из Вест-Индии. Золото, уважаемый Андрей Михайлович, делает все!

– А дым?! Дымов-то во время стрельбы видно не было?!

– Там был не порох, а алхимическая смесь, изготовленная одним азиатом из Чины. Очень дорогая, один выстрел из мушкета стоит пять талеров.

– Ого! Целого смерда!

– А выстрел из мортиры – все тридцать, но, как видите, – я приподнял со стола свитки, – оно того стоило.

– Хотелось бы купить этого азиата, он продается?

– Люди, которые готовили мне этот заказ, посчитали, что он тоже слишком зажился на этом свете. Большего, увы, сказать не могу. Это не моя тайна.

– Да! А еще те большие механизмы, которые грузили на возы?

– Шесть мушкетов, скрепленные на одном барабане. Удобны тем, что из этого оружия может стрелять один, самый меткий воин.

– Боже мой, боже мой, – прошептал князь Андрей, – как все просто?! И нет никаких чудес.

Очень надеюсь, что разработанная мной, Иваном и Антоном легенда прокатила. По крайней мере мне показалось, что князь Вишневецкий поверил.

А револьверный пистоль и мушкет я ему подарил. Впрочем, наши натянутые до упора отношения от этого не улучшились. И уже не улучшатся никогда.

По диким землям мы путешествовали еще два дня, но никаких неприятных неожиданностей за это время не случилось. А в Хаджибее нас ожидало целое столпотворение: семьсот восемьдесят пять казаков-запорожцев в возрасте от пятнадцати до двадцати пяти лет, сорок семь казаков-донцов, где-то сагитированных Давидом Черкесом, шестьсот девяносто казачек в таких же летах, сто восемнадцать местных семей гречкосеев, общим итогом четыреста двадцать человек, и еще двести пятнадцать москалей – целая деревня крестьян, сбежавших от деспотического помещика на Дон. Но там тоже нищеброды сирые никому особо не были нужны. Вот каким-то таким образом по подсказке пана Кривоуса они и протоптали дорожку. Да не зарастет она травой!

– Женился?! – Иван тискал меня в своих стальных ручищах. Если бы не кираса на мне, так раздавил бы. – Вот это и есть Чернышенкова дочь Люба?! Ай, какая гарная молодычка! Знавал я твоего отца, красавица, достойный человек! А то есть твоя сестра Татьяна?! Ой, девонька, чудо как хороша!

Хитрый Иван расположил к себе моих девочек буквально за две минуты, быстренько и навечно.

– Ну рассказывай, – хлопнул меня своей тяжеленной пятерней по броне кирасы. – Как Собакевич? Как все прошло?

– Нет его больше, а прошло все нормально, сам видишь, – кивнул на гудящую толпу. – Конкретно обо всем поговорим вечером, если выставишь кубок доброго вина.

– Да выставлю! И наливку привез, и вино. Ах ты, басурман проклятый! – вдруг хлопнул он себя по бедрам. – Смотри, уже мчится со всех ног, чуть ли не опрокидывается!

– Кто бежит?

– Да чауш[46]от Джунаид-бея. Тот, подлюка, денег хочет. Заколебал он меня за эти дни.

– Ерунда, рассчитаемся. И сейчас рассчитаемся, и через год, и через два. Сколько будем сотрудничать, за столько и заплатим. Ему это выгодно, а нам кровно необходимо. Теперь скажи в двух словах, что здесь еще интересного?

– Черкес продал лошадей и купил восемь десятков возов добра всякого, зерна, тканей да еды. Говорит, что по твоему списку. Сто шестьдесят породистых кобыл и два десятка жеребцов оставили. Их действительно лучше себе оставить. А наши моряки, которые с ним вернулись, уже в море хотят. И когда они его успели полюбить?

– Море? О! Теперь моря будет много. А француз здесь или нет?

– Здесь! Ходит и руки потирает. Весь подряд на перевозки он взял на себя.

Лагерь гудел как растревоженный улей. Люди, которые здесь собрались, радовались, что их ожидание подошло к концу и они не сегодня-завтра двинутся дальше, на те неведомые, но такие желанные земли. И те, которые пришли со мной, тоже радовались, что наконец пришли и дальше уже ногами идти не надо.

Никто из них даже не подозревал, что придется еще походить немало, и на дальних, и на очень дальних землях. Совсем на другой стороне земного шара.