Читать книгу "Кровь завоевателя - Замиль Ахтар"

клювом. Я припомнила надежду своего сына в тот день, когда он уходил воевать с Селуками, чтобы вернуть наш престол, наше царство святых правителей… Как ни грустно, чтобы в итоге быть преданным. Вероятно, это так же печально, как и та надежда, за которую я цеплялась сегодня.

Я смяла пергамент с кровавой руной. Она не должна была повергать меня в такой ужас – скорее наоборот. Почему я вселилась в Наджат, а не в саму себя? Хотя, возможно, лучше помнить страшную правду, чем травить разум прекрасной ложью.

Я села в кровати и отбросила простыни. Мне еще многое предстояло сделать – убить Сиру, убить Хизра Хаза, убить этого химьяра и всех прочих, кто встанет у меня на пути. Стиснув зубы, я наполнилась яростью и печалью того дня, когда Селук Рассветный разрушил мой дом.

Статуя симурга… ее больше не было. Даже стоя на платформе, где была статуя, под тонким месяцем, затянутым облаками, я едва могла поверить в то, что говорила Сади.

– Он обратился из камня в плоть и унес их, как в сказках.

Гулям закивал и повторил то же самое. Если это правда, то соединяющая звезды сильнее, чем я представляла.

Тем не менее, в отличие от гуляма, который никак не мог остановить рассказ о том, как симург взлетел в воздух, выражение лица Сади оставалось спокойным, даже скучающим. Может быть, однажды, когда мне будет больше некого убивать, мы с ней сядем за чашечкой кофе и поучимся друг у друга.

– Ты сказала, что выстрелила в химьяра. Выстрел был смертельный?

Она замялась:

– Ну. Я думаю, его смерть будет медленной.

Я покачала головой:

– Недостаточно медленной смерти. Недостаточно заключения. Только останавливая сердца, мы выиграем эту войну!

Я опять сжала руками виски, голова слегка закружилась. Сади подхватила меня за плечи, не дав упасть. Почему я так слаба? Что со мной происходит?

Мы отправились в комнату, откуда сбежала Сира. Над дверным проемом была начертана свежая руна кровью завоевателя. Та же самая, что когда-то я нарисовала в купальне гарема. После активации этой руны в течение получаса все, кто проходил под ней, засыпали. Но ведь Сира не пишет кровью.

– Ты сказала, что химьяр бросал в тебя лед с помощью своего меча? – спросила я Сади.

Та кивнула. Эту руну я знала. Ее можно написать как кровью завоевателя, так и двумя другими, более редкими типами.

– Значит… это он.

Два гуляма, которых он заморозил, оттаяли, но сердца их больше не бились.

Меня обожгла догадка – видимо, химьяр начертал кровавую руну, блокирующую перемещение моей души. Если так, то этот дворец – тюрьма. Отсюда мне войну не выиграть.

В тронном зале Кярс сидел на золотой оттоманке, совещался с Като и прочими генералами.

– Мой шах, – обратилась я к Кярсу. – Во дворце небезопасно. Химьярский колдун оставил повсюду кровавые руны. Разве ты не видишь? Это он околдовал Сиру, обратил ее ко злу. Теперь все становится на свои места.

– Любовь моя, этот дворец – единственное по-настоящему защищенное место в городе, – ответил Кярс. – Если небезопасно здесь, значит, и везде. А ты… тебе нужно отдохнуть.

– Если хочешь возлюбленную, которая только и делает, что отдыхает, почему бы не выкопать труп? Говорю тебе, во дворце небезопасно, и я больше ни на минуту здесь не останусь!

Сади сжала мне плечи, словно хотела удержать прямо. Я и не заметила, что согнулась. Почему мое юное тело шатается, как старушечье?

– Ты расстроена, любовь моя, – сказал Кярс. – Да, досадно, что им удалось бежать. Но… быть может, и лучше, если они уйдут – все, включая Пашанга. – Он перевел взгляд на Като: – У нас был шанс, когда они отвлеклись и сосредоточились на добыче, но теперь они опять собрались. Бой сейчас опустошит этот город, я его защитник, а не разрушитель.

– Ты такой трусливый? – Я сжала кулак. – Ты не можешь оставить в живых эту пару колдунов и кагана, поддержавшего узурпатора. Пускай этот город хоть утонет в крови, но они должны умереть!

– В тот момент, когда йотриды преодолели эти стены, они захватили нас. Я не просто шах, я живое сердце этого города. Я не позволю разрушать его, как и сам не стану. – Кярс поднялся. – Я уже отправил им сообщение вместе с останками моего дяди. Это их возможность поступить правильно – уйти подальше отсюда. У Пашанга нет Селука, значит, нет и повода для борьбы со мной. Если он в здравом уме, то поймет это и уйдет.

Я поняла. Кярс заботился о своих людях или, во всяком случае, о налогах, которые они платили. Он хотел спасти их, убедить йотридов уйти, это был единственный способ не дать залить кровью улицы. Но, как и я когда-то, он недооценивал Сиру. Она вовлечена в какое-то безумие и должна умереть.

Страшный узел сжался в моем животе. Если мои доводы не тронули Кярса, может быть, подействуют более жесткие.

– Неужели ты такой безответный? Такой малодушный? Совсем как… как твой отец! Он позволил врагам засидеться в городе, и они убили его! Ты так сильно хочешь присоединиться к нему в гробнице? – Я усмехнулась: – Где ты будешь спать, справа или слева от святого Джамшида? Кажется, ты предпочитаешь делить ложе с ним, не со мной!

Кярс спустился с помоста и остановился передо мной:

– Ты встревожена. Маковые зерна пошли бы тебе на пользу. – Он махнул рукой гулямам из стражи: – Проводите ее в ее покои.

Почему я не могу никого убедить? Я была бы не против пойти в свою комнату – если бы могла переселить душу, но из-за химьяра это невозможно.

– Погоди, – сказала я. – Проводите меня к сыну. Мне так нужно его повидать. Тогда я почувствую себя лучше.

Кярс опять сел на трон, вздохнул и кивнул:

– Да, конечно, любовь моя. Вы оба можете отдохнуть с моих покоях. – Он улыбнулся Сади: – Позаботься о ней, сестрица.

Я не удивилась, увидев в комнате Веру, качающую колыбель Селука. Ее улыбка при виде меня была так фальшива. За ней явно скрывался страх, выражавшийся в дрожи клубничных щек.

– Султанша. – Ее глаза наполнились слезами. – Благодарение небесам, вы в безопасности.

Она думает, я, как все остальные, позабуду, как она тешила эго Мансура? Как давала ложные показания против меня? Я знала, что она это сделала, чтобы выжить. Знала, что она по-матерински заботилась о моем сыне. Несмотря на это, все помимо подлинной верности слуг представляло опасность – для меня, для моего сына, а значит, и для человечества.

– Я