Читать книгу "Двадцать четыре Насреддина - Автор Неизвестен"

лежит вдребезги пьяный городской кадий, а его шапка и джубба лежат рядом. Насреддин подобрал джуббу и облачился в нее. Кадий проснулся, видит, что джуббы нет. Он наказал своему нукеру* привести в присутствие того, на ком увидит джуббу. На другой день нукер увидел на базаре Насреддина в джуббе кадия, остановил его и говорит:

— Немедленно отправляйся к кадию.

Насреддин без возражений пошел к кадию, вошел в присутствие и сказал:

— Вчера я отправился со слугой погулять в садах. Там я увидел пьяницу, который валялся в грязи, а рядом лежали шапка и джубба. Я поднял джуббу и накинул на плечи. У меня и свидетель есть. Если этот пропойца явится к вам, позовите меня, я верну ему джуббу.

— Не знаю, — отвечал кадий, — что это был за дурак. Джубба пусть пока побудет у тебя. Если кто-нибудь станет искать ее, я вызову тебя[638].

перс. 8, 85

1017. В шкуре собаки

У Насреддина Афанди издохла любимая собака. Он так дорожил ею, что после трехдневного оплакивания решил хоронить ее как следует. Завернув труп собаки в саван и пригласив имама, он тайно закопал труп на кладбище.

Об этом стало известно жителям города, и они потащили Афанди к казию.

— Волею Аллаха, — заявил Афанди, — моя собака перед кончиной заговорила по-человечьи, ваша милость. Разве может животное заговорить по-человечьи, если на то не было воли Аллаха?

— Никому не дано сомневаться в силе всевышнего, — ответил казий. — А что сказала тебе собака?

— Моя собака сказала так: когда я умру, похороните меня в саване по обычаю. И пожертвуйте господину казию сто таньга.

Афанди оправдали[639].

узбек. 7, 91

1018. Вата затупила твой топор

Некий кузнец привлек к суду дехканина, требуя у него возврата долга, а советчиком при суде были эфенди. Истец дал судье взятку — топор. Ответчик, разузнав про это, приволок ночью к судье большой мешок с ватой. Судья присудил в пользу ответчика. Тогда истец пожаловался эфенди:

— Что такое случилось? Судья ведь обещал присудить в мою пользу!

Эфенди ответил:

— Вата затупила острие твоего топора, и топор ничего не разрубит.

Тогда истец попросил отложить исполнение решения на день, а ночью притащил судье ценный ковер. Судья отменил свое прежнее решение и присудил в пользу истца. Ответчик никак этого не ожидал и поднял шум:

— Разве это по шариату: вчера так, а сегодня этак?

— Не шуми, — ответил ему эфенди, — по шариату нельзя ошибиться ни на один волосок, а в ковре ведь не один, а тысяча волосков![640]

тадж. 5, 382

1019. Эпенди и торговец

Каждое утро Эпенди обращался к всевышнему с молитвой: «Господи, пошли мне тысячу золотых, если же будет хоть на один золотой меньше, я не возьму». Услышал об этом сосед-торговец и решил испытать Эпенди. Утром, когда Эпенди молился, торговец залез на крышу и бросил через дымовое отверстие мешочек с 999 золотыми. А сам стал прислушиваться: «Как поступит Эпенди?»

— Наконец-то Аллах внял моей молитве, — обрадовался Эпенди и, пересчитав золотые, увидел что их ровно 999. — Видно, Аллах и мешочек засчитал за один золотой, — немного подумав, проговорил Эпенди и положил золото в карман.

Видя, что дело принимает плохой оборот, торговец забеспокоился и тут же побежал к Эпенди.

— Эпенди, верни мои золотые! — обратился он.

— Послушай, в своем ли ты уме? О каких деньгах ты ведешь речь? Разве ты когда-нибудь давал мне золотые? — ответил Эпенди.

Как ни доказывал сосед, что это он бросил в дымовое отверстие деньги, Эпенди и слушать не хотел.

Торговец понял, что дело так просто не решится, и предложил обратиться к кази.

— От кази я не бегу, но пешком идти не могу, — заявил Эпенди.

Торговец привел ему осла. Эпенди и на этом не успокоился.

— Я человек известный. Как я покажусь перед кази в таком изношенном чекмене?

Купцу надо было во что бы то ни стало доставить его к кази, и он принес ему новую шубу.

И вот Эпенди и торговец прибыли к кази.

— Что вам нужно? — спросил их кази.

Торговец начал:

— Этот человек взял у меня столько-то денег, а теперь отказывается.

— Ну что ты на это скажешь? — обратился кази к Эпенди.

— Спросите у него, тагсыр*, давал ли он эти деньги мне своими руками?

Тогда торговец рассказал все как было. Эпенди улыбнулся и проговорил:

— Этот торговец — мой сосед. Возможно, он слышал, как я считал свои деньги, а теперь, как шайтан, хочет обворовать меня. Я даже опасаюсь, что он назовет своим и моего осла.

Торговец испугался, что и осла может лишиться, и закричал:

— Конечно, он мой. Ты не пожелал идти пешком к кази, и я дал тебе осла.

— Может быть, он скажет, что и эта шуба принадлежит ему? — усмехнулся Эпенди.

— Конечно, и шуба моя.

Тут кази рассердился не на шутку.

— Ах ты негодный! Ты решил отнять все у уважаемого нами человека! Вон отсюда, чтобы глаза мои тебя не видели! — закричал он и выгнал торговца.

Вернувшись домой, Эпенди позвал торговца и вернул ему его вещи[641].

туркм. 15, 145

1020. Как молла доказал свою правоту

Однажды молла Наср-Эддин подъехал к базару, привязал осла к столбу, а сам сел под навесом и попросил дать ему чаю.

В это время какой-то человек остановился, слез с осла и начал его привязывать рядом с ослом моллы.

— Не делай этого, почтеннейший, — сказал ему молла, — мой осел на весь аул славится своим норовом. Как бы чего не случилось!

Человек промолчал и, подойдя к молле, сел рядом с ним.

«Видно, глухонемой», — подумал молла, встал и пошел к ослу с намерением привязать его к другому столбу. Но в это время осел моллы так брыкнул чужого осла, что тот замертво упал с распоротым животом.

Хозяин осла вскочил и начал ругать моллу Наср-Эддина.

— Ведь я же тебя предупреждал, — ответил ему молла. — Сам виноват.

Но человек не слушал его доводов:

— Твой осел убил моего осла, и ты должен мне за него заплатить!

— Что еще выдумал, — рассмеялся молла. — И не подумаю.

Тогда человек пошел к судье и подал ему жалобу на Наср-Эддина.

Судья вызвал к себе моллу и стал его допрашивать. Но молла Наср-Эддин упорно молчал.

Судья покачал головой и сказал:

— Я вижу, что этот человек немой. Какая же на нем может быть вина?

Тогда истец рассердился:

— С чего это ты решил, что он немой? Когда я подъехал к базару, он мне сказал, что его осел славится на весь аул норовом, и потому не советовал привязывать