Читать книгу "Самоучитель начинающего адвоката - Юрий Чурилов"

На протяжении всего следствия и судебного разбирательства Б. вину не признавал, однако не отрицал того факта, что с потерпевшей у него был половой акт в естественной форме по обоюдному согласию. Сразу же в глаза бросилось то, что Б. ни от кого не скрывался, продолжал, как обычно, ходить на работу и лишь спустя неделю после случившегося его вызвали в милицию для написания явки с повинной, в которой он «признал» вину лишь в том, что половой акт был совершен с согласия потерпевшей. Подобное поведение можно было объяснить тем, что в силу алкогольного опьянения Б. мог не помнить о произошедших событиях. Однако мои сомнения в обоснованности обвинения были построены не только на показаниях подзащитного.

В ходе допросов потерпевшая поясняла, что ранее она 3–4 раза вступала в половую связь с Б. с презервативом, а Б. пояснял, что подобные встречи были многократными без презерватива. Потерпевшая добровольно впустила в квартиру Б. 21 марта 2011 года примерно в 2 часа ночи, при этом выпроводить его из квартиры не пыталась, несмотря на то, что он находился в состоянии сильного алкогольного опьянения. Эти данные давали основание полагать, что оба находились в достаточно близких, доверительных отношениях, а потерпевшая этот факт пыталась скрыть.

В данном деле не было никаких очевидцев, ни прямых, ни косвенных: потерпевшая проживала в квартире одна, ни с кем в доме, с ее слов, не общалась, а у ее матери была отдельная квартира. Когда в суде я ходатайствовал о вызове матери потерпевшей, для того чтобы выяснить, что ей известно о случившемся, об образе жизни дочери, то потерпевшая категорически возражала, будто бы боялась ее, и суд в удовлетворении ходатайства отказал. Также было отказано в удовлетворении ходатайства об истребовании детализации звонков потерпевшей. Таким образом, осталась непроверенной версия моего клиента о том, что оговор со стороны потерпевшей мог иметь место в связи с тем, чтобы оправдаться в глазах матери или бывшего парня девушки, который к тому же, со слов потерпевшей, ранее ее избивал.

Суд указал в приговоре на то, что потерпевшая оказала «активное сопротивление», однако этот вывод противоречил показаниями самой потерпевшей. Осталось непонятным, почему она не оказывала никакого сопротивления «насильнику». По возрасту потерпевшая была на 9 лет старше подсудимого, имела опыт общения с мужчинами. С учетом состояния Б. она вполне могла оказать ему сопротивление либо позвать на помощь, уйти из квартиры. Для проверки потерпевшей в этой части мной было заявлено ходатайство о назначении судебно-психологической экспертизы, в котором было отказано ввиду несогласия потерпевшей на ее проведение. Когда все закончилось (а продолжалось изнасилование со слов потерпевшей на протяжении 3 часов), по показаниям потерпевшей, она мирно курила на кухне со своим «насильником». Детализация звонков с телефона Б. указывала на то, что в период с 3 до 5 часов были многочисленные звонки на телефон его знакомого Ф., который в суде подтвердил, что с ним разговаривала потерпевшая и никакой речи о примененном к ней насилии в разговорах не шло. Суд отнесся критически к показаниям этого свидетеля ввиду того, что при первоначальном его допросе он вообще отрицал факт встречи с Б. и звонков на его телефон. На самом деле первые показания он дал из-за опасений быть привлеченным к уголовной ответственности совместно с Б.

Потерпевшая указывала, что Б. сильно ударил ее ладонью по лицу не менее пяти раз и из носа пошла кровь. Однако в области носа потерпевшей никаких телесных повреждений обнаружено не было. Как следовало из материалов дела, на месте происшествия отсутствовали какие-либо следы борьбы, а на теле потерпевшей не обнаружены сколько-нибудь значительные телесные повреждения, свидетельствующие об изнасиловании. Отсутствовали и следы спермы, подтверждающие совершение полового акта орально.

Судья фактически саботировал мои ходатайства о проведении новых экспертиз, несмотря на то, что допрошенный в суде государственный эксперт не мог сказать ничего внятного, а независимый судебно-медицинский эксперт в пух и прах разбил его заключение. Правда, когда судья удалился в совещательную комнату, он понял, что допустил непростительную ошибку. Экспертизы, на основе которых он собирался выносить обвинительный приговор, были проведены с нарушением закона, так как обвиняемый и защитник оказались ознакомленными с постановлениями об их назначении уже после составления экспертного заключения. В связи с этим судебное следствие было возобновлено, ходатайства защиты удовлетворены. В ходе дополнительной судебно-биологической экспертизы установить давность образования кровяных пятен на простыне и ее происхождение из конкретной части тела не представилось возможным из-за непригодности исследуемого материала. А вот повторная судебно-медицинская экспертиза признала из ранее выявленных телесных повреждений лишь слабозаметный кровоподтек с давностью 2–3 суток на момент освидетельствования (21.03.2011 г.), ссадины в области коленных суставов с неустановленными сроками давности. Что касается отека, гиперемии верхней губы и отека, гиперемии в области заднего прохода, то, согласно экспертизе, они являлись клиническими признаками воспаления и не могли расцениваться как телесные повреждения, поскольку не сопровождались однозначными признаками механических повреждений. В этой связи нелепыми выглядели выводы первоначальной экспертизы о том, что

…отек, гиперемия в области заднего прохода, могли быть получены в результате введения полового члена мужчины, находящегося в стадии напряжения, в задний проход пострадавшей.

Но, несмотря на все имевшиеся противоречия и сомнения по делу, Б. был все-таки осужден к 4 годам лишения свободы в ИК общего режима. Хотя прокурор просил 6 лет, суд «учел» в качестве смягчающего обстоятельства явку с повинной Б., в которой он фактически вину не признавал. Судом кассационной инстанции указанный приговор был оставлен без изменения. Возможно, в связи с тем, что Б. был ранее судим, а возможно, и из-за того, что в тот момент, когда рассматривалось дело, подготавливались документы для назначения судьи на вышестоящую должность.

Дело о наркотиках, или «Дурдом на колесиках»

Мне всегда нравилось вести дела в районах. К моей помощи обычно клиенты прибегали именно потому, что местные адвокаты не шли на конфликты со следователями и судьями рассуждали так: «Клиенты приходят и уходят, а следователи и судьи остаются». В других городах и весях я чувствовал себя более независимым и раскрепощенным, причем очень часто удавалось достигать положительных результатов лишь из-за беспечности следователей, отсутствия у них элементарных знаний процессуального законодательства. Некоторые судьи относились ко мне – заезжему адвокату – с опаской, поэтому, не желая огласки их не всегда правильной практики, сразу же разделяли мою позицию по делу.

Командировки скрашивали жизнь. Помимо того что ведение дел за пределами городской черты позволяет расширить профессиональный кругозор, узнать особенности местного правоприменения, какое удовольствие, особенно летом, ехать по дороге, вьющейся нитью через поля, леса, большие и маленькие деревеньки, которые всегда напоминают мне о когда-то проведенных в той или иной местности делах. Нет большего счастья, чем отвлечься от работы и бесконечно восхищаться этой удивительной красотой. Часто в моей памяти возникают некоторые особенности и колориты провинциальных судей, прокуроров, адвокатов. Вспоминаю клиентов, у которых приходилось столоваться обычной деревенской едой с простым человеческим отношением, что не часто встретишь в городе.