Читать книгу "Кто не спрятался - Яна Вагнер"

Секунда – и массивная дверь, чмокнув, снова жадно присасывается к стене, запечатывает стерильную палату снаружи. Сдержанно жужжат воздушные фильтры, пищит кардиомонитор. Гофрированная банка из плотной резины раздувается и опадает, подчиняясь внешнему гидравлическому усилию, как искусственное сердце. Все в белой комнате занято делом. Служит единственной цели – равномерно и скучно имитирует жизнь. Оставшись в одиночестве посреди этого тщательно продуманного механизма, Оскар чувствует себя мухой, забравшейся в швейцарские часы. Теперь, когда светловолосая женщина ушла и унесла с собой свой гнев, свои надежды и уверенный голос, ему страшно шевельнуться. Каким-нибудь неловким движением или звуком нарушить программу, прервать отлаженный алгоритм.

Стараясь не шуметь, он опускается в кресло и десять следующих минут сидит напряженно, сжимая в руках забытую женщиной книгу, и даже закладывает пальцем страницу, готовый в любую минуту вскочить и сделать все как было, мгновенно вернуть все на место – в том случае, если что-то хрупкое и сложное вдруг разладится от его вторжения.

Ему ясно, что он не сможет заговорить. Космическая капсула со спящей внутри Машей все равно не пропустит ни звука, уже отстыковалась и выстрелила, и летит прочь, непроницаемая и автономная, не нуждается в его беспомощных словах.

Хотя он как раз пришел сказать ей, что расследование сворачивается, пусть туго и небыстро; что под завалами наконец нашли обгоревшее тело, и все местные газеты четвертые сутки взахлеб пишут о том, как русская кинозвезда погибла при пожаре, и с этой версией никто не станет спорить, потому что трагическая смерть звезды оправдана заранее. Оплачена авансом. Звездам не полагается доживать до старости, это нечестно и возмущает публику. Безвременная громкая смерть – часть контракта, который должен быть выполнен.

Еще он хотел бы рассказать, как звонил в Москву. Упорно, несколько дней, по всем имеющимся в туристическом файле номерам. И никто, ни один из них не снял трубку, кроме Лизы, которая в конце концов сдалась и ответила. И говорила с ним недолго, неохотно и наспех, вполголоса, как с бывшим любовником, позвонившим в разгар семейного праздника. Как с человеком из давнего прошлого, которое больше не имеет силы. Она торопилась и шептала, пока нетерпеливые детские голоса звали ее назад, к завтраку: что маленькая Ванина жена сбежала прямо в аэропорту, пролетела сквозь паспортный контроль, бросила сумки и сразу же сгинула, умчалась назад в свой уральский город, не взяв с собой ни платьев, ни денег, ни своего потрясенного мужа. И Ваня запил, разломался на куски, а Вадик, наоборот, не пьет уже вторую неделю, заперся дома и пишет свой бессмертный сценарий. Что Таня, похоже, разводится с Петей – всерьез, по-настоящему, по самой немыслимой причине: для того чтобы он был счастлив. И не желает слушать никого, даже самого Петю.

Что с момента возвращения домой прошло уже две недели. Или три? Боже мой, почти три, да, точно, целых три недели, и за это время, как ни странно, они не виделись ни разу.

Он хотел бы рассказать (потому что на самом деле он здесь именно за этим): а я ведь нашел Клару. Я нашел ее, представляете? Это оказалось совсем несложно. Она живет в Южной Вестфалии, каких-то шесть часов на поезде отсюда, и детей у нее не трое, только дочь, Даниэла. С мужем они развелись два года назад, а вместо лабрадора – шпиц, это практичнее, шпиц, маленькая собака. Но в остальном вы были правы. Вы угадали, она очень обрадовалась. Я еду к ним в пятницу, я уже купил билет.

Маша плывет в своей голубой капсуле, большая и спокойная, как белый кит, уходящий на глубину. Как астронавт, летящий к Плутону. Делает двенадцать размеренных вдохов в минуту. Глупые земные новости (понимает Оскар) больше не способны ни ранить ее, ни обрадовать, потому что передаются на слишком короткой волне, а значит, отстали безнадежно, превратились в слабый неразборчивый шум, просто не могут уже до нее дотянуться.

Он кладет чужую книгу на тумбочку разворотом вниз, между яблоком и бутылкой выдохшейся минералки, и встает. Осторожно ступая, идет к двери.

Пациенты в серых пижамах и наброшенных на плечи халатах курят на крыльце, пряча сигареты в кулаке, как школьники, сбежавшие с урока.

Снег на больничных клумбах совсем растаял, но травы нет, для травы еще рано. Из мокрой земли торчат мясистые зеленые пальцы крокусов.

Москва, 2017 г.