Читать книгу "Королева пустыни - Джорджина Хауэлл"

При первой возможности Гертруда оставила у Фейсала в Сераи свою карточку. За ней тут же послали адъютанта, который сообщил, что эмир хотел бы ее видеть. «Фейсал сразу же послал за мной, – писала она. – Меня провели в большую комнату, он быстро подошел в своих длинных белых одеждах, взял меня за обе руки и сказал: “Я никогда бы не поверил, что вы можете мне помочь так сильно, как помогли”… и мы сели на диван». Дальше был пышный банкет в садах Мода. В честь известной любви Фейсала к поэзии встал поэт Джамиль Захави и прочитал огромную оду, полную аллюзий на Фейсала, короля Ирака.

«И тогда выступил вперед на траву между столами шиит в белой мантии и черном плаще, в большой черной чалме и продекламировал стихотворение, в котором я ни слова не поняла. Оно было очень длинным и, как я уже сказала, совершенно неразборчивым, но тем не менее чудесным. Высокая фигура в мантии, декламирующая нараспев и отмечающая ритм поднятой рукой, темнота в листьях пальм за пределами освещенного круга – это гипнотизирует…»

Однако не сказать, чтобы все шло как по маслу. Племена из низовьев Евфрата готовили петиции в пользу республики, многие шиитские муджтахиды восставали против Фейсала. Гертруда почувствовала, что с растущим напряжением трудно справляться, и до предела мобилизовала все свои силы – разговаривала, убеждала, писала, продолжала спорить даже во сне. Багдад завоеван, думала она, и остается только надеяться, что вся страна последует его примеру.

Приемы и обеды продолжались, самые великолепные – в доме накиба. Когда приближался Фейсал, старик, ковыляя, выходил на площадку лестницы, там они официально обнимались и шли рука об руку к стоящим гостям. Гертруда сидела справа от Фейсала. «Чудесное было зрелище, этот торжественный обед в открытой галерее, – писала она, – халаты и мундиры, толпы слуг, все выросшие в доме накиба, порядок и достоинство, настоящее величие, напряжение духа, которое чувствуешь, как ощущаешь обжигающий жар вечернего воздуха».

11 июля Государственный совет по предложению накиба единогласно объявил Фейсала королем. Кокс, хотя испытал большое облегчение, знал, что необходимо провести референдум, подтвердить, что Фейсал – это выбор народа. Они с Гертрудой уже сформулировали вопрос: «Согласны ли Вы, чтобы Фейсал был королем и правителем Ирака?» – и напечатали бюллетени для раздачи большому количеству представителей племен, в том числе тремстам нотаблям.

Гертруда стала в апартаментах Фейсала частым гостем. Ее всегда пропускали прямо к нему через набитую приемную распоряжением его британского советника, высокого и красивого Кинахана Корнуоллиса, которого она начинала считать «башней силы». Фейсал проводил свои дни за встречами с людьми со всех концов страны, а вечера – на званых ужинах, принимая по пятьдесят гостей за раз. Имеющая немалый вес еврейская община устроила эмиру большой прием в официальном доме главного раввина. У многих были предубеждения против арабского короля, но они развеялись в этот вечер, когда Фейсал встал и экспромтом произнес блестящую речь, в которой с большой теплотой напомнил, что евреи – одной расы с арабами. Он поблагодарил за поднесенные дары – красиво переплетенный Талмуд и золотое факсимиле Скрижалей Закона. Гертруда отметила: «Я безумно счастлива тем, как все идет. Такое чувство, что мне это снится… под наши гарантии весь народ идет к Фейсалу, и чувствуется, что мы сделали правильный выбор, рекомендуя его. Если мы сможем создать из хаоса какой-то порядок, то это будет то, что очень стоит сделать!»

Потом пришел черед празднеств в Рамади. Если произошедшая через несколько недель коронация Фейсала была европейским событием, то в Рамади состоялся ее бедуинский эквивалент, собрание племен в его честь, и кульминация побед арабской битвы за независимость. Для Гертруды это тоже стало кульминацией ее долгой битвы за арабов, ощущаемой вершиной радости и триумфа племен и событием, в котором она, хотя и не единственная присутствовала из британцев, занимала из них первое место и стояла на помосте с Фейсалом, Али Сулейманом – могущественным пробритански настроенным шейхом дулаима – и своим большим другом Фахад-Бегом из аназеха.

Три недели температура держалась выше 115°[39]. До Рамади на Евфрате было семьдесят миль. Гертруда со своим шофером выехала в четыре утра. На полпути до Фаллуджи она увидела поднимающееся облако пыли, сигнализирующее, что впереди кавалькада Фейсала. Поравнявшись с его машиной, Гертруда попросила разрешения ехать вперед, чтобы сфотографировать его прибытие. За несколько миль до Фаллуджи их встретили шатры племени дулаим, и далее вдоль дороги стояли племена, приветствующие процессию криками и потрясанием винтовок над головой. Поднятая пыль стояла по обеим сторонам дороги, как плавающие обрывы. Когда Фейсал проезжал мимо, племена разворачивались и неслись галопом вдоль дороги, образуя дикую кавалькаду вровень с машиной. Так Фейсала сопроводили в Фаллуджу, где дома были в убранстве, а люди высыпали на улицы и крыши.

Здесь они ненадолго остановились: Фейсал принимал приветствия и ел, а процессия автомобилей переехала через Евфрат по импровизированному мосту из составленных барж. Фейсал и его небольшая свита, включая Гертруду, взошли после этого на празднично убранное судно и пересекли реку. Другой берег был крут, и там, где начиналась Сирийская пустыня, стояли бойцы аназеха, племени Фахад-Бега, на конях и верблюдах. Фейсал остановил машину, чтобы отсалютовать большому флагу племени. По пути на северо-запад их сопровождали племена, а вождь Али Сулейман вышел на окраины Рамади приветствовать Фейсала. На берегах их ждало необычайное зрелище: перед сплошными рядами коней и верблюдов стоял огромный снежно-белый верблюд, и на нем сидел черный знаменосец, возносящий знамя племени дулаим.

Фейсал вошел в тень черного шатра, поставленного возле Евфрата: квадрат со стороной двести футов и стены из свежесрезанных ветвей. Внутри, от самого входа и до помоста в другом конце стояли плечом к плечу люди племен. Фейсал сел на высокую тахту, а по правую руку от него устроился Фахад-Бег. «Великий человек среди людей прославленных племен и величайший суннит среди суннитов… я никогда не видала Фейсала в таком блестящем виде. Он был в обычных своих белых одеждах, в тонкой черной аббе (туника) поверх, развевающейся белой головной повязке и отороченном серебром акале (веревочная лента)». Потом он заговорил, подался вперед, подзывая ближе тех, кто стоял в задних рядах. По людям прошла волна – человек пятьсот приблизились и сели перед ним на землю. Он заговорил с ними своим сильным музыкальным голосом, как вождь племен.

И говорил великим языком пустыни, звучным и торжественным – другого такого нет.

«Четыре года, – сказал он, – не был я в таком месте или в таком обществе». Он рассказывал им, как поднимется Ирак их усилиями и под его главенством. Он спросил их: «Арабы, в мире ли вы друг с другом?» Они крикнули в ответ: «Да, в мире!» – «С этого дня – какое сегодня число? И который час?» Ему ответили. «С этого дня, – названа дата магометанского календаря, – и с этого часа любой араб, поднявший руку на араба, ответит передо мной. Я буду судить вас, созывая на совет ваших шейхов. У меня права над вами как у вашего господина… и у вас права моих подданных, охранять которые – моя обязанность». Его речь прерывалась криками племен: «Да, во имя Аллаха!» и «Правда, видит Аллах, правда!»