Читать книгу "Восточная стратегия. Офицерский гамбит - Валентин Бадрак"

«Умом Россию не понять,/ Аршином общим не измерить, У ней особенная стать,/ В Россию можно только верить», – вспомнил Алексей Сергеевич Тютчева и усмехнулся про себя, но ничего не ответил. И вдруг мысли унесли его к эпизоду работы с «Энергетиком», когда он вместе с прелестной Алиной Константиновной уверенно вписывал: «Приход в НАТО грозит гибелью сыновьям Украины. Украинские парни будут гибнуть в Ираке, Афганистане и других горячих точках планеты, обеспечивая интересы стран НАТО». А ведь реальная угроза втягивания Украины в войны опасной змеей притаилась совсем в другой стороне. Ведь в очередной раз породнившись с россиянином, украинец попадет в Чечню, в Грузию. Азербайджан кипит, как слабо дремлющий вулкан. А сколько еще возникнет новых военных угроз, на которые Москва без колебаний отреагирует? И Алексей Сергеевич испытал смутное чувство стыда за проделанные им манипуляции, за создание фальсификаций и достижение перевеса в информационном противостоянии. Ему было неприятно вспоминать то, чем он до недавнего времени гордился. И полковник Артеменко ужаснулся этого.

– А вообще, если вам интересно, могу вас познакомить с депутатом, я у него помощником числюсь… – Тут уж выражение лица Горобца стало загадочным, делано многозначительным.

– Местным или Верховной Рады? – не выдержал и уточнил Алексей Сергеевич, которого слова Горобца зацепили осколком совсем другого, дремлющего, но всегда готового проснуться профессионального интереса.

– Верховной Рады, конечно. Он, в основном, в Киеве обитает. Но тут у него недалеко дом. Такая себе хатынка, трошки побольше моей… – Горобец плотоядно причмокнул от удовольствия, и Алексей Сергеевич отметил, что это мимическое движение возникает у него всякий раз, когда речь заходит о материальных благах, пусть даже и чужих. Совсем как собака Павлова, когда пускает слюну при виде пищи… И он в который раз удивился, как у некоторых людей так тесно переплетаются примитивное и приземленное с такими серьезными вещами, как Родина.

И он аккуратно вытянул у Горобца телефон депутата, заручившись обещанием однокурсника позвонить своему патрону в Киев и обеспечить встречу.

– Да это совсем нетрудно будет, я для него как раз печатал кое-что. Он мне, можно сказать, должен, – прибавил он для ясности. Но затем подумал и многозначительно уточнил: – Хотя вру, депутаты никому ничего не должны…

Они еще долго разговаривали, переключившись на училищные воспоминания, незначительные мелочи или рассказы о своих семьях. Шутили, искренне смеялись, хлопая друг друга по плечу, подтрунивая и беспечно потягиваясь в предвкушении здорового сна на свежем воздухе. И уже намеренно не скатывались в опасный кювет политики, ибо каждому из троих было чего стыдиться. Алексей Сергеевич мучился и тяготился, кажется, много больше остальных. Потому что Горобец признавал свои слабости, Дидусь добровольно и честно выбыл из игры, и только он, полковник Артеменко, даже признаться никому из них не мог, не имел права, что все еще находится в чужом стане, до сих пор не определившись, за кого он и кто его друзья, а кто – враги…

3

Назад в Черкассы друзья ехали с каким-то тяжелым, щелочным осадком. Все больше молчали, каждый по-своему думал об увиденном и услышанном.

«Вот он, фоторобот истинного украинца, хохла до мозга костей. Этого на войну не загонишь, как говорится – где сядешь, там и слезешь. Да, можно только изумляться: жизнь, по Пете Горобцу, измеряется материальными ее результатами, а не нашими привычными принципами. В этом смысле против логики Пети Горобца не попрешь… Он преуспел в своей тихой социально значимой игре, но не совершил ничего достойного… Ни как гражданин своей страны, ни как человек, пришедший в мир с миссией. Зато он счастлив в своем дворянском забвении и неведении, он не полезет на баррикады, даже если Украина будет погибать. И сознание его – как нетронутое поле под паром, не то что наше с Игорем, перепаханное вдоль и поперек». Так думал Алексей Сергеевич, в то время как мимо пролетали желтые поля и мелькала утопающая в придорожной пыли зелень лесопосадок. Затем его мысли сами собой переключились на упомянутые накануне вечером десантные части.

«А в самом ли деле может так случиться, чтобы ударить?! Про Грузию тоже думали, что не посмеет, а ведь свершилось. И никто ничего не вякнул. Нет, сначала придется до конца разобраться с Кавказом. Допустим, с открытой раной, какой остается Грузия, никто в Крым не сунется. Да и не нужно сейчас, если Киев и так отвратили от НАТО. Теперь будут обращать его в российскую, или, как говорят теперь, в русскую веру. Это вполне возможно. Надо подписать новый договор по флоту, на необозримый срок. Надо поторговаться с энергоносителями, договориться с США, Европа уже сдалась… Ну, а на крайний случай все ведь уже подготовлено и может вспыхнуть в любой момент, только высеки искру. И все! А ведь все, что подготовлено, сделано в том числе и моими руками. Боже, что же я делаю?! Против кого и за кого борюсь?! Игорь поступил по-мужски, по-честному. Оставил военную карьеру, чтобы не запятнать себя. А брызги могут полететь далеко… В любом случае, опора будет на пророссийкие политические силы. То есть на тех, кого я тут отыскивал и кого настраивал на активность против «оранжевой» власти. Черт, где же произошел этот чудовищный информационный сбой их с Игорем программы?! Ведь они так старательно удерживали цели в оптическом прицеле своего сознания, представляли себя победителями и предводителями, видели себя со стороны с лавровыми венками на головах, и что же?! Где-то случился непредвиденный останов, кем-то подставленный металлический щит заставил их личности двигаться рикошетом по совсем иной траектории. Аля говорит, что это происходит, когда нарушается внутренняя гармония, когда согласия с самим собой внутри по каким-то причинам становится все меньше и оно наконец исчезает… А разве у него самого не так сейчас происходит?! Разве не перестал он видеть великое дело в тех распоряжениях и приказах, которые получает из Центра?! И разве не вызывает у него отвращение уничтожение государственности той земли, которая произвела его на свет?! Давно перестал и даже сам себе признался в этом! Черт бы с нею, да не получается так думать, когда вспоминаешь, что это та самая земля, которая тебя родила, на которой трудились отцы и деды. Но почему личное так ужасно и неотвратимо переплелось с государственным, и вызов одной Родины, брошенный другой, стал вызовом лично им, их карьерам, их жизни, их судьбам?! Пора разобраться в себе! Пора предпринимать что-то… Уйти на раннюю пенсию? Бросить все к чертовой матери, открыть какой-нибудь маленький частный бизнес? Но разве удастся тихо уйти?! Разве вообще можно уйти из ГРУ?! Чтобы не так, как другой украинец, именующий себя Виктором Суворовым? Не в качестве предателя, кажется, невозможно… Но я же сам себе не прощу, если страна эта начнет тонуть в крови…»

От этих размышлений у Алексея Сергеевича сжалось сердце, ему стало страшно, в голове помутнело, возникла внезапная рябь в глазах, там образовался неподвластный ему информационный вихрь. Он нажал на кнопку стеклоподъемника и приоткрыл водительское стекло; мгновенно в охлажденный кондиционером салон с шумом ворвался горячий летний поток воздуха, невыносимо засвистело в ушах. Но вместе с потоком ворвался запах спелого сада, пряный аромат расположенного где-то невдалеке украинского села, в котором смешалось множество иных запахов. Он почуял запах уныло мычащих коров, скошенной травы, яблок, молока, навоза и еще чего-то, до боли родного, близкого и приятного… Алексей Сергеевич тяжело вздохнул. Он примет решение! Внесет четкость и ясность, определится с тем, что будет делать по поручению Кремля, а чему не позволит дать ходу…