Читать книгу "Пожиратели таланта. Серебряная пуля в сердце - Анна Данилова"

Игорь просто застыл, разглядывая этих красивых и каких-то на редкость породистых женщин. Они были словно инопланетянки, однако с очень странным выражением лиц, словно их только что забросили на эту планету с какой-то необычайно гуманной миссией (к примеру, сделать всех людей счастливыми!), которая и запечатлелась на их лицах выражением неземного счастья.

Поначалу он слышал только голос своей девушки, пытаясь понять, чем она сейчас живет, что ее так радует. Но что бы она ни говорила, он никак не мог уловить основной смысл происходящего. Может, у кого-то из них был день рождения? Они так часто упоминали это слово – «рождение». Может, второе рождение? Но почему второе?

Они заказали шампанское, салаты из морепродуктов, пирожные. Девушки веселились.

Постепенно он начал понимать происходящее. Они отмечали свое второе рождение! Что бы это значило? Может, они все вместе лежали в больнице, где им поставили страшный диагноз, а потом выяснилось, что он ошибочный? А что? Вполне может быть! И его девушка могла не просто пропасть, исчезнуть, а оказаться, к примеру, в онкоцентре и просто не пожелать, чтобы ее нашли. И там же она могла познакомиться со Стеллой, Ниной и Тамарой.

Но откуда мог взяться такой доктор, который поставил одновременно четыре онкодиагноза? Нет-нет, это просто невозможно.

Как нарочно, работы было много («Юбилейный!», «Игорь, греческий!», «Салатник, где начинка для мясного пирога?»), и ему приходилось прикладывать усилия, чтобы иметь возможность и дальше подслушивать их разговор. Иногда сквозь шум четко пробивались слова, в которые было трудно поверить, настолько они выпадали из контекста летнего, веселого дня. «Смерть», «выстрелы», «кровь»…

Откуда они прибыли? Из какой горячей точки? Такие хрупкие, как фарфоровые куколки, нежные, женственные. Таких, по его мнению, не брали на войну. Может, они медицинские сестры, врачи?

Пока он строил предположения, работая ножом, с террасного неба спустилось еще несколько фраз, затем еще и еще… Это говорила она. Своим сладким голосом, затуманенным легкой хрипотцой для пущего эффекта. Она рассказывала красивую сказку, дерзко фантазируя, и хотела, чтобы ей поверили. И Игорь, слушая ее, вдруг понял, что только сейчас начал узнавать свою невесту по-настоящему: чего она хочет, о чем мечтает, чем живет. И даже если предположить, что ему удалось бы все-таки открыть свое кафе, вряд ли она оценила этот жест, вряд ли помогла, поддержала. Просто тупо тянула бы с него деньги и вечно была бы чем-то недовольна. У нее такие аппетиты, что надо быть миллионером, чтобы удовлетворить ее, успокоить.

А если бы у него ничего не получилось, да к тому же еще он потерял квартиру, то она бросила бы его сразу же. Предала бы однозначно.

После шампанского перешли на виски, и тогда уже разговор пошел конкретный. Эти суки строили планы, а его девушка их подзадоривала, подталкивала, сама того не осознавая, к самой что ни на есть пропасти.

Четыре дуры пили вискарь, закусывая тигровыми креветками, и мечтали о новой, совершенно нереальной жизни. Такого бреда он еще никогда, работая в ресторане и слушая женские разговоры, не слышал. Возможно, в такие игры играют девочки-подростки, фантазируя и делясь с подружками своими несбыточными мечтами, выдавая желаемое за действительное.

Случилось так, что он и не заметил, как его ирония постепенно, по мере погружения в тему, начала превращаться в навязчивое, зудящее желание подойти поближе к окну и сказать им, что они – суки последние. Что он все слышит. Он, человек, который не должен был всего этого знать, теперь все знает и страдает так, что хочется выть.

Она, та девочка, которую он любил, призывала своих товарок к циничности и холодному расчету. Больше того, она привела в пример их роман, который, по ее словам, не стоил ничего, но который воспринимался ею как передышка перед новым прыжком, выстрелом. Она убеждала их, что надо безжалостно рвать все связи, отношения, не верить в любовь и идти вперед без оглядки. Она говорила, что с легким сердцем предлагает им билет в настоящий рай, и они верили ей, верили и кивали головами, почти плакали от умиления нарисованной ею картиной их сказочного будущего.

Когда до Игоря наконец дошел полный смысл их фантастического плана, он швырнул нож, сорвал с себя фартук и выбежал из ресторана, чтобы, обогнув его, ворваться на террасу и рассказать этим дурам, что так не бывает, что у них ничего не получится, что и мужчины тоже – живые существа, и их непременно обманут. Но самое главное, он хотел посмотреть ей в глаза и понять, действительно ли это она, а не появившаяся из ниоткуда ее сестра-близняшка, отвратительное и циничное существо, способное на предательство и подлость.

Ему хотелось бросить ей в глаза то, что копилось в нем целый год, хотелось обвинить в том, что из-за нее он потерял все: мать, веру в людей, квартиру. И заболел он тоже из-за нее. По сути, она разрушила его жизнь.

Но когда он появился на террасе и взглянул поверх голов посетителей ресторана, то обнаружил, что их столик уже пуст. И официантка Валечка, сунув чаевые в кармашек нарядного красного фирменного фартука, торопливо собирает на поднос грязные тарелки.

Ушли, суки. Словно почуяли опасность. Растворились в цветной толпе людей, унося с собой свои грязные мысли и желания.

Ушла и она, даже не заглянув в ресторан и не попытавшись узнать, там ли он еще работает, как живет, все ли у него в порядке. А ведь могла бы зайти, поздороваться, объяснить, как случилось, что она так внезапно исчезла. А уж если бы она попросила у него прощения, он сразу бы ее простил. Сразу. И благословил бы на новую жизнь.

Она снова исчезла, и в его сердце вновь, как и тогда, когда она его бросила, образовалась чернота.

Потом поднялся сахар, и он снова попал в больницу. На этот раз, поправившись, он снова хотел вернуться в ресторан, но его место было уже прочно занято человеком шефа. Получалось, что он потерял и работу.

Первое время он жил на свои сбережения, потом нашел работу в более скромном ресторане, где его тоже поставили в холодный цех – на салаты. Работы было больше, зарплата меньше, но все равно его все устраивало. Там он подружился с официантом Виталиком, хорошим добрым парнем. Вместе они после работы пили пиво, ходили друг к другу в гости, смотрели фильмы, а по выходным в теплое время года ездили к нему на дачу, на Волгу, где рыбачили.

Пятнадцатого августа он по просьбе Виталика приехал в старую гимназию, чтобы отдать свой голос за строительство детского сада. Он и сам толком не вникал, зачем это самому Виталику, тем более что у него не было ни семьи, ни детей, ни вообще девушки. Но он жил в одном из старых домов, окружавших спорный участок земли, и ему просто не хотелось, чтобы его окна загораживала кирпичная стена. «Прикинь, Игорек, я буду жить как в тюрьме! Нет, я, конечно, понимаю, что детский сад здесь никогда не построят на месте старого, что денег таких мэрия никогда не выделит, но уж пусть лучше остается бомжатник, чем многоэтажка, которая перекроет нам кислород. К тому же я знаю, кто собирается там строить дом, это мой дядька. У него и так полно домов, и денег куры не клюют… Купил задарма участок и думает, что у него все получится… Знаешь, когда мой батя умирал, лежал в больнице, он только раз к нему пришел, яблоки принес, да сто долларов на столике оставил, мол, вот тебе, братик, от чистого сердца. А ведь мог бы отправить отца в Германию, я намекал ему, его бы там вылечили… Эх, а что теперь говорить? Бати давно нет, а этот все продолжает дома строить… Хоть бы он подавился этими деньгами…»