Читать книгу "Казначей общака - Евгений Сухов"

Но Шельма держался молодцом, как будто он был едва ли не вторым человеком во всей колонии. Подобное поведение подкупало и даже забавляло полковника, но не более того. При желании он мог растереть Шельму между пальцами.

Шельма полковника не любил. Но это была не вражда, которая обыкновенно разделяет заключенного и дубака, а нечто большее, находящееся на подсознательном уровне.

Глеб Иванович брал от жизни все. Причем всегда самое лучшее: красивейших женщин, лучшие вина, и, презрев российские курорты, дважды в год отправлялся в экзотические страны.

А смотрящий колонии вынужден был перебиваться каким-то случайным пойлом, напрочь позабыть, как пахнет настоящая женщина, и довольствоваться лагерными пидорами. И самая большая ласка, на которую он может рассчитывать, так это обтирание крайней плоти вафельным полотенцем каким-нибудь очень старательным «петушком».

Пропасть между хозяином и смотрящим была куда существенней, чем перепад между высочайшей вершиной и глубинным разломом. Это сквозило в каждом жесте полковника, читалось по хозяйским глазам, но полковник был умен, чтобы не подчеркивать это. Шельма был ему нужен.

– Ну давай по первой, – объявил полковник.

Глеб Иванович никогда не чокался, даже этим он давал понять, что каждая птичка должна сидеть на жердочке, отведенной ей судьбой. Планида у каждого своя. Все выходило естественно, не выпирало на поверхность, но презрение было заметно даже в движении пальцев.

Выпили, громко крякнув. Закусили дорогими шоколадными конфетами. Еще одна деталь, отличающая полковника от обычных выпивох. Ни колбаски тебе, ни сальца, нет даже огурчиков с рассолом, зато стол украшает какая-то восточная сладость, от которой только глотка слипается. Наверняка вычитал рецепт где-то в модном журнальчике и решил на собственной шкуре испробовать. Только на хрена такие новшества в колонии? Лагерник неприхотлив, а от подобных новаций у него только в желудке урчит.

Стараясь не обидеть хозяина, Шельма, отломив кусок пористого шоколада, положил его на язык и долго не решался проглатывать, как будто это была ампула с цианистым калием. Полковник наблюдал за вором с хитрым прищуром хладнокровного удава, готового в любую секунду проглотить намеченную жертву.

– Ну что, наливаю по второй? – выжидательно посмотрел полковник на Шельму, чуть скривившись в злодейской улыбке.

Ответ он знал прекрасно, но ему небезынтересно было наблюдать за своим «гостем».

– Почему бы и нет, если сам начальник колонии угощает, – посмотрел Шельма на бутылку, из которой тоненькой струйкой в высокую рюмку струился коньяк.

Шельма едва не чертыхнулся, увидев на столе влажное пятно. На пролившиеся капли он смотрел почти с суеверным ужасом, как будто из бутылки вытекала не сорокаградусная жидкость, а его собственная кровь. Ну что за дурацкая привычка лить через край! Коньяк нужно наливать на три четверти, чтобы удобно было не только вдыхать аромат, но и наблюдать на свету за искорками, мерцающими в недрах светло-коричневой жидкости. Однако замечания полковнику не сделаешь, приходится лишь вымучивать из себя поощрительные полуулыбки.

Не любить Глеба Ивановича причин у Шельмы было предостаточно.

Не разбрасываясь лишними словами, выпили по второй. Хотелось чего-нибудь более существенного, колбаски, например, но ведь не попросишь, не ресторан же, в конце концов, а чалка!

В голове радостно загудело, хотелось приятного продолжения, но полковник неожиданно закрутил пробку и убрал бутылку в сейф. Шельма заметил, что на нижней полке лежал «макаров» в кобуре. Мозг прожгла шальная бесшабашная мысль: а что, если донышком стакана пробить Глебу Ивановичу темечко, выхватить пистолет и попытаться удрать через ворота? От смелой идеи пришлось так же мгновенно отказаться: вряд ли его выпустят живым, даже если удастся взять в заложники хозяина.

Лязгнул замок. Сейф закрылся. Накрепко.

– Сколько тебе сидеть? – неожиданно повернулся полковник, как будто рассчитывал увидеть Шельму прямо за своей спиной.

Улыбка Шельмы мгновенно смялась. Глебу Ивановичу нравилось задавать во время каждой встречи один и тот же вопрос, словно он страдал старческим маразмом. Шельма знал, что это не более чем игра, при желании полковник мог цитировать из его личного дела целые страницы, что с успехом демонстрировал не однажды. Просто ему нравилось еще раз показать свою абсолютную власть.

– Ведь спрашивал же уже, Глеб Иванович, – капризно надулся Шельма, – еще в прошлый раз. Восемь лет отмотал и еще семь осталось.

– А ты, я вижу, обидчивый, – вновь устроился в привычном кресле полковник. – И сколько же тебе будет, когда выйдешь? – так же беззаботно поинтересовался он.

Подобный вопрос тоже звучал, правда, не в прошлый раз, но тем не менее Глеб Иванович должен был помнить ответ:

– Сейчас мне тридцать четыре, когда выйду, будет сорок один.

– Не старый, конечно, – согласился полковник. – Впереди как минимум двадцать лет радостной жизни. Еще бабенку можешь молодую взять, даже детишек настрогать. Только ведь в жизни получается все не так, как мы планируем. Раскрутиться ведь можешь по новой, а на старости лет сидеть за колючкой горько. – По тому, как на него смотрел хозяин, Шельма понимал, что сейчас начался разговор, из-за которого он оказался в кабинете начальника колонии.

– Спорить не буду, – вяло улыбнулся Шельма и посмотрел в сторону сейфа, где на нижней полке стояла бутылка с недопитым коньяком.

– Ты можешь мне сказать, что я хоть однажды нарушил слово?

Шельма всерьез задумался, потом неохотно выдавил:

– Честно говоря, не припомню, начальник.

– Ты работаешь на меня не бескорыстно, и твой счет в банке увеличивается. Когда выйдешь на волю, ты будешь относительно безбеден. На эти деньги, разумеется, ты не сможешь купить себе шикарную виллу на Канарах, но на маленький домик где-нибудь в Подмосковье будет вполне достаточно. Ты даже сможешь не работать в ближайшие пять лет, если, конечно, не будешь устраивать ежедневных пьянок. – Шельма невольно усмехнулся. Кому, как не ему, понятен незатейливый юмор полковника. – Но я предлагаю тебе другое. При желании ты можешь выйти на волю уже завтра.

В горле у Шельмы неожиданно пересохло. Невозможно найти заключенного, который не мечтал бы о свободе.

– Это каким же образом, гражданин начальник? На таких, как я, амнистия не распространяется.

Пришел черед гримасничать полковнику:

– А кто тебе сказал, что речь идет об амнистии?

– Вот как? Тогда что же?

– Я устрою тебе побег, – очень спокойно произнес начальник колонии.

– И что, меня никто не будет искать? – трудно было понять, серьезно говорит Глеб Иванович или решил позабавить себя растерянностью вора.

– Не будут, – жестко проговорил начальник колонии. – Для всех ты умрешь. Тебя похоронят на тюремном кладбище. Как ты знаешь, покойничков мы родственникам не выдаем, так что твоя могила будет иметь просто номер. Я же со своей стороны берусь подготовить тебе безупречные документы, с которыми ты можешь отправиться не только в какую-нибудь Турцию, но даже в Америку или в Канаду.