Читать книгу "Нить надежды - Яна Завацкая"

— Не знаю.

— Не знаешь или не хочешь говорить? — Керли использовал такой тон, будто этот мой напарник был его единственным сыном, и я его разрезала на мелкие кусочки и зарыла в землю. А между тем, уж здесь-то я точно ни в чем не виновата.

— Не хочу, — сказала я, глядя на него в упор.

— Вот как? — Керли удивленно поднял брови, — мне казалось, ты поняла, что сотрудничество со следствием может облегчить твою участь.

Просто я дура. Надо было заранее продумать версию с Ильтом, раз уж я не хочу о нем говорить. Но разве мне дали подумать? Стоило этим заняться на корабле, но там я вообще как-то не предполагала таких допросов — зачем, собственно? С какой целью меня так уж допрашивать перед смертью, какие тайны я могу рассказать? Я ведь даже с мафией никак не связана.

Керли все еще буравил меня взглядом, слегка так удивленно. Ну да, он решил, что уже все, что теперь я совершенно раздавлена и послушна, как марионетка. А вот нет. Оказывается, я еще могу заявить — не знаю, не хочу.

— Значит, впишем в твое дело еще одного убитого, так? Тебя мучает совесть, ты не можешь об этом говорить, я понимаю. Поздновато твоя совесть просыпается. Трудно сказать, что ты сделала со своим напарником — подставила его, сдала Аригайрту или просто убила…

— Записывайте, — сказала я, — мне без разницы.

— Ах нет, я понимаю, — медленно сказал Керли, — у тебя же с ним была большая любовь, не так ли? Судя по приборам — да… Большая любовь суки к честному человеку, который, видно, поверил тебе, счел тебя нормальной, и ты этим умело воспользовалась. Вы, конечно, с ним трахались, и не раз, не так ли?

Меня затрясло. Змей! Гад… Да говори, все что угодно, но этого — этого! — касаться не смей. А Керли уже понял и начал потихоньку говорить такие гадости, что меня буквально затошнило.

— Даже на Глостии ты умудрялась устраивать свою жизнь с помощью (непечатное слово). Причем за счет честного человека, соблазнив его и перешагнув через его труп. Причем ты сама все еще считаешь, что у тебя к нему большое и светлое чувство, только вот рождается это чувство, знаешь ли, не в сердце, а в других органах, и кроме большой (непечатное слово), у тебя ничего и нет за душой. А теперь ты погубила его — да, ты погубила несчастного человека — и лелеешь свои воспоминания о том единственном случае, когда, как тебе казалось, ты испытала то же, что нормальные люди. Но даже эти якобы твои большие чувства не помешали тебе этого человека использовать и выбросить…

Надо же, Керли никогда так много не говорил. Обычно он меня заставлял говорить, сбивал с толку сериями коротких вопросов. Да и бесполезны были бы такие монологи… Я бы пожала плечами и согласилась. Только вот сейчас я уже не могла этого сделать, светлый образ нашей с Ильтом любви распадался на глазах, и я ревела, ревела, как пятилетняя девочка, которую впервые в жизни посадили в дисотсек.

Как он понял, что я любила Ильта? Неужели по приборам это можно понять в самом деле? Наверное, можно, эмоции какие-нибудь…

Керли стал строить предположения о том, в каких позах мы занимались сексом. Речь его становилась все грязнее — от шибагов, и то такого не услышишь. Но я уже успокаивалась, в конце концов, мели Емеля, твоя неделя… Керли, видно, понял это и тут же сменил пластинку.

— А впрочем, — сказал он, — может быть, все и не так было? А, Ледариэн? Совсем иначе? Ведь твой напарник был ханкером. А значит, отпетым негодяем. Он привык издеваться над людьми. Решил попользоваться тобой. Да, да, вижу по приборам, что попал в точку. Увидел неопытную дурочку, готовую пойти за ним на край света за разные обещания, потрахал от души и сделал вид, что хочет ее освободить… А может, он и не погиб вовсе, а?

И он начал строить предположения по поводу Ильта и обзывать его всячески. И это уже было невыносимо, в конце концов у меня вырвалось.

— Нет!

— Что- нет?

— Он был… он погиб в самом деле. В перестрелке. И… — я разрыдалась.

— Ну-ну, жаль расставаться с иллюзиями?

— Нет. Его звали Ильтен Гаррей. И он был ско. С Квирина.

Вот уже три недели я не выхожу из камеры. Интересно, неужели так будет всегда?

По сравнению со следствием это, конечно, очень неплохо. Первые дни я с удовольствием отсыпалась, пила водичку из-под крана. Еду здесь можно заказывать по дискону прямо в камеру — как в отеле, красота! Хоть и с ограничениями. Я слегка приободрилась и уже не понимала, почему в последние дни под неусыпным оком Керли я ощущала себя распластанной на предметном стекле и замученной лягушкой.

Здесь и туалет есть отдельный, и душ. Правда, я подозреваю, что все просматривается камерами, не могли же они предоставить мне столько возможностей, чтобы, например, повеситься — и не наблюдать при этом.

Теоретически и бежать отсюда несложно. Выломать, допустим, в душе эту штуковину, не знаю, как она называется, балка такая блестящая над головой. Как только кто-нибудь войдет — оглушить и вперед. Но есть два препятствия. Во-первых, мы находимся на острове, здесь у них Сальский архипелаг, отсюда практически не сбежишь. Есть, конечно, посадочная площадка, но она охраняется наверняка очень хорошо. Во-вторых, ко мне никто и не ходит.

Началась сенсорная депривация. Я борюсь с ней известными методами — физическая тренировка. Заставляю себя делать упражнения два часа, три…

Книг они мне оставили только две (конечно, в виде микропленок, которые читают через очки-демонстратор). Первая — Кодекс. Туда входит Этический Свод Федерации (очень мило… интересно, укладывается ли в этот Свод обращение со мной на следствии? Судя по его содержанию — не укладывается) и свод уголовной ответственности. Я тщательно изучила его, но судя по всему, казни мне не избежать. Правда, я не знаю, что известно о моей деятельности — например, историю с Люцисами мне удалось все же скрыть (выходит, их система жесткого допроса далеко не так эффективна, как они думают). А кроме меня, из моих людей никто об этой истории не знает — давно было дело. По сути, в чем меня можно обвинить — захват нескольких кораблей и жертвы, убитые в бою. Ведь я никогда не продавала людей в рабство!

Но фишка в том, что убитые в бою — тоже считаются моими жертвами. Это, в общем, справедливо, ведь если бы я на них не напала, люди эти до сих пор были бы живы и здоровы. А отдавала приказы именно я… Все мои люди получат какие-нибудь срока заключения, а вот мне не выжить.

Но что поделаешь — такова плата. Это, в общем, справедливо.

И я всегда знала, что мне не умереть в своей постели. Вот только жалко Лус.

Если выбирать род смерти — мне хотелось бы в бою, от случайного луча или спикулы. И быстро, конечно, лучше мгновенно. Но в принципе, казнь на Квирине — не самое страшное, тоже очень быстро, луч в висок — и все. Только ожидание противно. Но сейчас пока я и не думала о смерти. Может, привычка решать проблемы по мере их поступления… Сейчас не было этой проблемы. И где-то внутри я не верила в смерть, вопреки всему — не верила. Казалось, что Адоне еще не исчерпал фантазию в отношении меня, и что-нибудь придумает… если Он, конечно, существует.