Читать книгу "Наследники империи - Павел Молитвин"

— Как жизнь Тимилаты. Вряд ли это можно назвать торжеством добродетели, — пробормотал фор Азани. — А как Пананат? Он, верно, сильно переживает из-за гибели ай-даны?

— Я почти не видела его. Он не отходит от Баржур-мала. Кстати, говорят, лицо Повелителя так изуродовано ожогами, что он велел изготовить себе золотую полумаску, которая будет закрывать его правую щеку.

— Вот как? Мне тоже придется последовать его примеру. Только маска мне нужна на левую сторону лица. Силь, какую, ты полагаешь, маску я должен заказать: из золота, серебра или тисненой кожи?

Сильясаль наклонилась к фору и что-то зашептала ему на ухо.

— А что сделали с телами Тимилаты и Рашалайна? — спросил слепой певец.

— Повелитель распорядился после соответствующих церемоний поместить останки Тимилаты в склеп Эйтера-нов. Он намерен воздать великие почести всем, кто сражался на его стороне, а тела предателей отй отвезти за город и бросить в отстойники с нечистотами. — Батигар услышала скрип отворяющейся двери и поспешно поднялась с кресла. — Мисаурэнь, это и есть…

— Марикаль? — Азани приподнялся с постели, и незабинтованную часть лица его исказила гримаса боли. Зная, что его несчастная сестра сошла с ума, он еще до Священного дня скрепя сердце дал Лагаширу согласие на переселение в ее тело души Чаг, но до сих пор не видел результатов работы Магистра.

— Батигар? — Вошедшая вместе с Мисаурэнью девушка несколько мгновений всматривалась в лицо принцессы, а потом бросилась к ней с распростертыми объятиями. — Сестра! Я ничего не понимаю! Где мы? Что со мной? Я ничего не узнаю! Хорошо хоть, ты тут и все мне разъяснишь!

— Ну, меня-то ты узнаешь? — Батигар прижала к себе девчонку, которая никак не могла быть ее старшей сестрой, и всхлипнула.

— Тебя — да! Но мои руки, ноги, мое тело… Я хочу взглянуть на себя в зеркало!

— Конечно, ты посмотришь на себя. Помнишь, сколько зеркал было у меня в комнате во дворце Бергола?

— Ты все еще не желаешь признать его своим отцом? — Девчонка нахмурилась, и Батигар с дрожью в сердце поняла, что перед ней в самом деле Чаг. Та самая Чаг, которая погибла на Глеговой отмели.

— Так сколько же зеркал было в моей комнате?

— Семь серебряных зеркал. По два на трех стенах и одно над столиком из зеленой яшмы, — не задумываясь, ответила Чаг и, указывая глазами на Азани, Сильясаль и Лориаля, спросила: — Что это за люди? Почему они так странно смотрят на меня?

— А Лагашир, он ничего тебе не говорил? — уклонилась от ответа Батигар.

— Он сказал, что я долго болела, но теперь все прошло. Возможно, я была нездорова, хотя мне кажется… Ведь это же полная чушь, клянусь Небесным Отцом! Разве могут за время болезни измениться руки, пальцы? Кстати, ты тоже меня сперва не узнала, признайся!

— Я… я все тебе объясню. — Батигар взглянула на Мисаурэнь, сделавшую шаг к двери комнаты, в которой Лагашир, замерев, внимательно прислушивался к разговору сестер, и обернулась к Азани и Сильясаль: — Мы выйдем на террасу?

— Конечно, принцесса. Потом, может быть завтра, когда ты сочтешь возможным… Я хотел бы поговорить с… твоей сестрой. — Голос Азани дрогнул, и он прикрыл правую половину лица рукой.

— Ты обязательно поговоришь с ней. И ты убедишься, что не зря позволил Лагаширу… Словом, ты не будешь разочарован! — горячо пообещала Батигар и потащила Чаг из комнаты.

— Тебе… тебе очень плохо? Ты жалеешь, что позволил им воспользоваться телом Марикаль? — шепотом спросила Сильясаль у Азани.

— Н-не знаю. У нее даже голос моей сестры… Надеюсь, они скоро уедут из Ул-Патара.

— Скоро уедут, — эхом отозвался Лориаль и неожиданно запел тихим и хриплым, совсем не похожим на свой собственный, голосом:

Наклонилось небо предпоследним креном,

Накатило море бешеной волной,

Но, назло стихиям, кровь бежит по венам,

Ветром парус полон, белый и простой.

Злой грозы зарницы, грома перекаты,

Не вздохнуть от пены, липкой и густой.

Стонут переборки, и скрипят канаты,

И пропитан воздух черною водой.

Не поможет якорь — берегов не видно.

И маяк потерян ночью штормовой.

Мы скользим над бездной, удержаться трудно.

Вал за валом катит грозною судьбой.

«Эй, держитесь крепче! На руле — смелее!

Неужели струсим мы перед грозой?»

И, назло стихиям, кровь бежит быстрее,

Ветром парус полон — верный и тугой…

Глава пятая. СИНЯЯ ДОРОГА

Узнав о гибели Базурута и Тимилаты, Уагадар схватился за сердце и некоторое время напоминал огромного жирного карася, вытащенного из садка на берег и брошенного на самый солнцепек. «Все пропало! Пропало безвозвратно и невосстановимо! — билась у него в голове единственная мысль, повторяясь снова и снова на разные лады. — Все кончено! Пощады не будет! Вокам начнет дознание и перетрясет всю столицу, да что там, всю империю, искореняя сторонников Базурута по принципу: худое дерево надо рвать с корнем. „Тысячеглазый“ умеет быть беспощадным и с помощью мерзкого предателя Ушамвы, который, разумеется, будет избран новым Хранителем веры, прочешет Земли Истинно Верующих самым частым гребнем, дабы раз и навсегда покончить с замыслами служителей Кен-Канвале захватить власть в империи и сделать Повелителем ее Главного жреца Предвечного…»

Уагадар прел, потел и дрожал, пока где-то в бездонных глубинах сознания тенью всеядной рыбины не мелькнуло понимание, что империю-то Вокам прочешет вплоть до самых отдаленных и диких провинций, но империя — это еще не весь мир. И стоило толстому ярунду начать размышлять о том, куда надобно податься, дабы сберечь свою голову, как отчаяние покинуло его. Не взяв Уагадара с собой в храм Обретения Истины, Базурут, гневавшийся на него за провал затеянной в Золотой раковине резни сторонников яр-дана, сам того не ведая, оказал ему величайшую услугу. Он уцелел! Это — величайшее счастье, и надо быть совершенно безголовым, чтобы впадать в отчаяние, вместо того чтобы радоваться выпавшей на его долю удаче!

Строить далеко идущие планы времени не было, и все же Уагадар, загибая похожие на обрубки пальцы, четко определил стоящие перед ним задачи, ибо сознавал, что от того, как поведет он себя сейчас, будет зависеть вся его дальнейшая жизнь. Во-первых, надо немедленно бежать из Махаили. Во-вторых, собрать наиболее верных жрецов. В-третьих, прихватить с собой драгоценности, но при этом не жадничать. Наконец, в-четвертых, желательно решить, куда они направятся, покинув империю.

Последний вопрос требовал некоторого осмысления и, выгребая из потайных захоронок золото, отдавая распоряжения тем, кого он счел достойным сопровождать его, Уагадар лихорадочно обдумывал планы бегства, выбирая место, где ему предстоит заново начать жить. И в конце концов у него появился весьма недурной план, исполнение которого зависело от того, сумеет ли он договориться с одноглазым узником — светлокожим чужеземцем, привезенным Ваджнролом и подлым Ушамвой из Бай-Балана…