Читать книгу "Полный газ - Джо Хилл"

– Как жаль, что нельзя отсюда позвонить! – произносит вдруг хорошенькая восточная девушка. – Ведь в самолетах иногда бывают телефоны. Если бы позвонить, хоть кому-нибудь! Эти бомбардировщики – когда они долетят?

– Даже если бы можно было звонить с самолета, – замечает Бобби, – сейчас туда вряд ли дозвонишься. Первое, что делает наша армия при атаке, – глушит в регионе всю связь. И одной Северной Кореей они не обойдутся. На Юге ведь тоже есть агенты Севера, «спящие», и они могут спланировать ответный удар. И потом, сейчас все на Корейском полуострове наверняка звонят родным! Все равно что Одиннадцатого сентября пытаться дозвониться на Манхэттен. Только теперь настал их черед.

– Их черед? – повторяет еврей. – Их черед? Должно быть, я пропустил новость о том, что в гибели башен-близнецов виновата Северная Корея. Мне казалось, это была Аль-Каида.

– Так Северная Корея много лет продавала им оружие и снабжала информацией, – сообщает ему Бобби. – Они там все заодно. Много десятилетий КНДР была главным проповедником антиамериканизма по всему миру!

Дженни подталкивает Бобби плечом и добавляет:

– Так было раньше. А в последние годы никто не ненавидит США больше, чем наши собственные черные сограждане!

Она повторяет изречение Бобби, сказанное им несколько дней назад, – понимает, что ему это будет приятно.

– Ну и ну! – говорит еврей. – Ничего более расистского я в жизни не слышал! Если теперь миллионы людей погибнут – это случится потому, что другие миллионы людей, такие, как вы, проголосовали за некомпетентных, никчемных, ненавидящих весь мир идиотов!

Восточная девушка съеживается в кресле и закрывает глаза.

– Такие, как моя жена? Это какие же? – приподнимает бровь Бобби.

– Бобби! – просит Дженни. – Не надо. Все в порядке. Я не обижаюсь.

– Я не спрашивал, обижаешься ты или нет. Я спрашиваю у этого джентльмена, каких это «таких людей» он имеет в виду?

– Невежественных, высокомерных и жестоких! – чеканит еврей. На щеках у него пылают красные пятна.

Весь дрожа, он отворачивается.

Бобби целует жену в висок и неторопливо отстегивает ремень.

Марк Форстенбош, кабина пилотов

Десять минут Форстенбош успокаивает пассажиров второго класса, еще пять минут вытирает с головы Арнольда Фидельмана пиво и помогает ему сменить свитер. Говорит и Фидельману, и Роберту Слейту: если увидит, что кто-нибудь из них еще раз встанет со своего места до посадки, – в аэропорту обоих задержит полиция. Жирдяй Слейт безмятежно выслушивает упреки, затягивает потуже ремень и сидит, сложив руки на коленях и кротко глядя перед собой. Арнольд Фидельман порывается протестовать. Его трясет, на лице выступают багровые пятна; успокаивается он, лишь когда Форстенбош наклоняется, чтобы подоткнуть ему одеяло. Склонившись над креслом Фидельмана, Форстенбош говорит ему тихонько: как только самолет приземлится, мы вдвоем подадим заявление, и Слейта привлекут за словесные оскорбления и физическое насилие. Фидельман отвечает ему удивленным и благодарным взглядом: так смотрит гей на гея в мире, полном Робертов Слейтов.

Старшего стюарда подташнивает, и он возвращается в нос самолета, чтобы передохнуть и восстановить равновесие. Салон целиком и полностью провонял рвотой и страхом. Безутешно плачут дети. Форстенбош видел, как две женщины молятся.

Он приглаживает волосы, моет руки, делает несколько глубоких вдохов. Идеалом для Форстенбоша всегда был герой Энтони Хопкинса в «На исходе дня»: для него этот фильм – не трагедия, а гимн преданному служению. Порой Форстенбошу хотелось бы родиться англичанином. Он сразу узнал Веронику д’Арси в бизнес-классе; однако профессионализм не позволяет ему демонстрировать преклонение перед знаменитостью, пока не окончится полет.

Успокоившись, Форстенбош покидает комнату стюардов и идет в рубку, чтобы сообщить капитану Уотерсу, что по приземлении им потребуется служба безопасности. В бизнес-классе останавливается возле женщины, которая задыхается от волнения. Форстенбош берет ее за руку – и вспоминает, как в последний раз держал за руку свою бабушку: она тогда лежала в гробу. Пальцы у женщины такие же холодные и безжизненные. Форстенбош думает о том, как эти идиоты-вояки просвистели мимо их лайнера, и содрогается от негодования. Вообще о людях не думают! Ничего нет отвратительнее, чем когда люди совсем не думают о тех, кто рядом. Форстенбош успокаивает женщину, показывает ей дыхательное упражнение для борьбы с паникой, заверяет, что они скоро сядут.

Рубка полна солнца и спокойствия. И неудивительно. Все в работе пилотов нацелено на то, чтобы даже кризис – а сейчас именно кризис, и такой, к какому симуляторы их не готовили, – превратить в рутинную задачу, разбить на этапы и решать согласно установленным правилам.

Второй пилот, энергичная девушка, принесла с собой на борт обед в коричневом бумажном пакете. Когда у нее задрался рукав, Форстенбош разглядел часть татуировки, белого льва прямо над запястьем. Он смотрит на нее – и видит ее прошлое: трейлерный парк, брат-наркоман, разведенные родители, первая работа в «Уолмарте», отчаянный побег в армию. Он чувствует с ней родство – и может ли быть иначе? Так же прошло и его детство, только вместо армии он сбежал в гей-клубы Нью-Йорка. В последний раз, когда девушка открыла ему дверь в рубку, Форстенбош заметил, что она старается скрыть слезы, и от этого больно сжалось сердце. Ничто не расстраивает его сильнее, чем горе других.

– Что происходит? – спрашивает Форстенбош.

– Заходим на посадку через десять минут, – отвечает Бронсон.

– Если повезет, – добавляет Уотерс. – Перед нами еще с полдюжины самолетов в очереди.

– А с того конца земли что-нибудь слышно? – интересуется Форстенбош.

Несколько секунд все молчат. Потом Уотерс говорит сухим, официальным тоном:

– Согласно сообщению Геологической Службы США, на Гуаме зарегистрирован сейсмический толчок мощностью шесть и три десятых балла по шкале Рихтера.

– Соответствует двухстам пятидесяти килотоннам, – добавляет Бронсон.

– Ядерная боеголовка, – констатирует Форстенбош.

– В Пхеньяне тоже что-то произошло, – добавляет Бронсон. – За час до Гуама вырубилось телевидение: по всем каналам начали показывать настроечную таблицу. Разведка сообщила, что в течение нескольких минут погибли полтора десятка высокопоставленных госчиновников. То ли мы устроили там дворцовый переворот, то ли попытались уничтожить правительство КНДР точечными ударами. Так или иначе, они этому явно не обрадовались.

– Форстенбош, ты что-то хотел? – спрашивает Уотерс.

– Во втором классе произошла драка. Пассажир вылил соседу пиво на голову…

– Другого времени не нашел! – возмущается Уотерс.

– Я предупредил их обоих, но, возможно, когда мы сядем, стоит поставить в известность полицию Фарго. Думаю, жертва захочет подать заявление.