Читать книгу "Теневая месса - Дарья Кадышева"

Эльфийки считались красивыми. В ней было меньше половины их крови. И, чёрт возьми, этого оказалось достаточно, чтобы она затмила всех, кого из остроухого сброда он встречал.

От волос, скользивших по плечам и спине чёрными крыльями, от глаз, светившихся сегодня не солнцем — диким адским пламенем, от бледных шрамов на открытых руках, частично скрытых золотыми браслетами, от неё самой веяло какой-то магией. Не волшебством, а настоящей чёрной магией, густой тьмой, что так манила, что вела за собой, обещая в своих объятиях смерть через секунду после вспышки болезненного экстаза.

Пытка. Чёртова пытка смотреть на неё в этом платье.

Он уже это всё видел. Он это всё трогал. Но почему же хочется ещё, хочется так, как никогда прежде?

Это уже начинало казаться ему правильным. Хотеть её разную. Уставшую, разозлённую, спокойную, весёлую, разбитую, только что принявшую ванну или покрытую кровью, хотеть её любую, в любое время, в любом её состоянии.

Просто. Хотеть. Её.

До сих пор.

Как будто он всерьёз думал, что, получив желаемое, потребность в ней исчезнет. Не исчезла. Стала только сильнее, до беззвучного поскуливания и поиска в каждом женском лице её лица. Когда трахаешься с очередной девкой, торопливо и быстро, и вроде всё как обычно, но… Пустота. Ничего. Не так, как с ней. Не тот пульсирующий жар холодной ночи в Зимнем Чертоге, не та высокая грудь, такая нежная и горячая, не те губы, не те руки, трогающие там, где нужно, ласкающие так, что одно только воспоминание о них причиняет боль.

Хотеть её в этом платье — словно хотеть её настоящую, со множеством оттенков и настроений. Будто этот обрывок фиолетовой ткани наконец-то пинками довёл Конора до запоздалой мысли о том, что она вся, облачённая в эти роскошные тряпки или в свою старую куртку, она нужна ему.

Нужна.

Полукровка двинулась по залу под ручку с бардом, и параллельно, но в другую сторону, пошёл Конор, едва переставляя ватные ноги. Они нашли Рихарда, который подавился слюной, увидев её. О чём-то заговорили. Почти сразу к ним подскочил здоровяк, приятель волколака по несчастью. Улыбаясь до ушей, илиар включился в разговор.

В глотке бушевал пожар, и Конор тушил его большими глотками вина.

Топтались возле неё как молоденькие самцы. Кувшин в руке Конора дал трещину.

«Просто не смотри на неё».

Грёбаное безумие.

Находиться здесь, вдыхать с ней один и тот же воздух, иметь право смотреть на неё и ничего иного…

Знал бы волколак, как он счастлив, что мог прикасаться к своей чародейке хоть каждый день. Он и не подозревал, каково это, когда грудную клетку рвёт от невозможности прильнуть пальцами к нежной скуле и сосчитать губами все неровности идеальной кожи.

Как же он горел сейчас…

Скоро здоровяк-илиар растворился в толпе, а потом и Берси, соблазнённый танцевальными мотивчками. Конор держался подальше, зная, что она учует его присутствие, если сделать ещё один шаг к ней.

Пусть Рихард пока её развлекает. А он…

А что он? Просто будет смотреть?

Ему не оставалось ничего другого.

Внутренности Конора провалились вниз, когда к ним подошёл остроухий. Потом…

Он повёл её танцевать.

Танцевать.

«После всего, что он сделал тебе, змейка?»

Но он не отрубал ей пальцы. Однажды оступился, не защитив от кучки старых эльфов, а теперь вовсю подбивал к ней клинья. Самое страшное, что она, мать её, позволяла ему это.

Обхватив пальцами плечо эльфа, полукровка вышагивала рисунок танца. Конор не слышал музыки. Кажется, он вообще ничего не слышал, кроме собственного яростного сердцебиения.

«Что, дрянь, хочешь к нему вернуться?»

Конор отстранился от стола, трясущейся рукой оставляя на нём кувшин. Жестокое пламя выжигало его изнутри, будто под рёбра напихали с десяток раскалённых углей. Он побрёл к выходу, усилием воли держа голову прямо.

Он не обернётся. Он не…

Он встретил её растерянный взгляд.

Жертва и охотник. Ноги застыли, врастая землю, но хотя бы она продолжала двигаться. Эльф танцевал с ней, ненароком уводя ближе к фонтану. И дальше от Конора.

Он хотел быть вместо него. Вести её по залу, кружить вокруг себя, слушая её смех — тот самый смех, который он услышал лишь однажды и не мог вспомнить его.

Он хотел сейчас оказаться рядом, в желанной и пугающей их обоих близости, просто быть с ней.

Быть ею самой. Её плотью, её кровью, её сердцем. Чтобы у них было одно сердце на двоих, чтобы размеренно билась её половина, подпитывая принадлежащую ему, сухую и гнилую, млеющую от толчков живой энергии.

«Я не знаю, что это, змейка, но мне от этого больно».

Это уловила беззвучную реплику в его взгляде. Отозвалась. Краешек губ дрогнул.

«Нет. Я так не могу».

Он пролетел между душными рядами гостей, миновал стражу у дверей и выскочил в безлюдный коридор, больше напоминавший галерею со множеством высоких окон. Лицо опалило холодом. Он всё ещё не привык к отсутствию растительности на лице.

Конор завернул за угол, уходя куда-то в темноту, а мысли отправляя в эту удивительную, спасающую его каждый раз пустоту.

Ноона не сумела помочь ему сегодня.

Он помешался на полукровке.

Конор шёл по коридору, изо всех сил выкидывая её из головы. Его поглощало раздражение. Ненависть. Боль. И другое чувство, посещавшее его так часто, что уже начинало казаться нормой.

Это неправильно!

Неправильно.

Он затормозил и вцепилсяв каменную стену, стёсывая кожу на костяшках. Северные боги, это вообще поправимо?

Когда это началось? Когда тоскливые мысли о полукровке превратились в одержимость?

Не будь он таким идиотом, он бы не потащился с бардом в Траквильский лес. Весь этот путь он проделал лишь для того, чтобы оказаться в Китривирии, вдали от Севера и охваченных пламенем войны княжеств Юга, и чтобы… что? Не суметь двигаться дальше?

Однажды у него получилось уйти. Оставить всё позади, забыться, словно её не существовало в его жизни. Но… какого чёрта? Поглядите-ка, он вернулся к ней. Какой же верный пёс.

«Проклятье».

Конор прижался затылком к холодному камню, глядя на гнетущую синеву неба за аркой окна напротив. Этот день, бесконечно долгий, душный, заполненный совершенно ненужными новыми лицами и запертыми в тесном черепе мыслями, напоминал ему ночной кошмар. Тёмный липкий сон, в котором она была единственным проблеском света. Ненавистным. Исключительным. Слишком идеальным. Далёким от него настолько, что сводило челюсть.

Это просто… она. Маленькая высокомерная стерва, которую он однажды мечтал убить. Потому что раздражала: её кривые улыбочки, спутанные неряшливые волосы, дурацкий цвет глаз, делающий её похожей не то на ведьму, не то на какого-то маленького лохматого домовёнка. Её отвратительная самоуверенность, такая, что, стоило ей произнести хоть одно необдуманное слово в его адрес, он растворялся в злости.