Читать книгу "На златом престоле - Олег Яковлев"

Выйбора они отыскали на привале уже перед самым Белгородом. Торчин, плечистый воин в дощатой броне, смуглый, чернобородый, выслушал со вниманием намёки Семьюнки и прямые, как удары меча, слова Нестора.

— Убить надобно Давидовича! Заплатят тебе, гривен отсыплют полной мерой! — шептал киевский боярин.

У Нестора была своя маленькая радость — отыскал он в одном из окрестных сёл жену, степенную боярыню, чем-то напоминавшую Семьюнке княгиню Ольгу. Такая же была рослая, плечистая, полная, при ходьбе переваливалась, стойно медведица. С воинским обозом Нестор отправил супругу и маленькую дочь в Луцк, пережидать лихолетье иод надёжной защитой крепких крепостных стен. Он потирал руки и уже не тяготил себя мыслями о грехе, о тёмном деле, не сомневался в правильности творимого.

Рано поутру в шатре у Мстислава собрались бояре и воеводы на совет. Выйбор предложил торкам и берендеям пойти вперёд, в сторожу, проведать, где основные силы Давидовича. Мстиславовы бояре стали возражать: неполезно, мол, это. Проведают токмо черниговцы и иже с ними раньше времени, в каком месте обретаются волыняне и галичане, и изготовятся к битве.

Князь Мстислав неожиданно поддержал Выйбора:

— Пущай идут! Нечего нам ворогов сих бояться! Они нас пугаться должны! Пущай ведают: рати волынские и галицкие рядом стоят!

...Умчались торчины вперёд, скрылись меж голубеющими увалами. Резво летели конники, взлетали с холма на холм, миновали широкое поле, промчались через хвойный перелесок, метнулись в сторону Белгорода.

Семьюнко и Нестор многозначительно переглянулись. Начиналось дело, как они и хотели...

...Грамота от Ольговича лежала перед князем Изяславом на раздвижном походном столике. Долгий свиток, испещрённый полууставными буквицами, гласил, что воевать старый князь Святослав с родичами своими более не намерен и советует Давидовичу такожде решить дело миром.

Ближние советники Изяславовы сидели в шатре полукругом, поджав под себя ноги. Князь не выдержал, схватил грамоту, потряс ею, злобно крикнул:

— Вот что он пишет, Ольгович! Да я его!.. Уползёт он у меня из Чернигова в Моравийск али в Мозырь! Письмишко еговое — что нож в спину пред сечей!

Молчали бояре, боялись они вспышек княжеского гнева. Один Шварн не стал отмалчиваться, сказал прямо:

— Ольгович прав! Нам не выдюжить, у Ростислава много войска. Надо искать мира.

Взвился Давидович, вскочил как ужаленный, отшвырнул в сторону грамоту, заорал:

— Что за глупость несёшь, Милятич! Мириться! Дак что мне тоиерича, Киев оставить и опять в Вырь уйти! С голода тамо помирать! Да по мне лучше в сече пасть, чем сидеть в Выри али по вятичским дебрям рыскать!

Изяслав велел позвать гонца от Ольговича, сказал хмуро:

— Передай, посол, князю свому, что не отступлю я! И ежели пошлёт мне Бог удачу, то пущай убирается он из Чернигова! Другого тамо посажу!

Гонец поклонился и, раздосадованный, умчался восвояси. Едва он покинул шатёр, как снова возразил Давидовичу Шварн Милятич:

— Что ж ты, княже, с родичами ближними ссоришься?! Почто все труды наши гробишь?! Сколько мы все уговаривали Ольговича, сколько сил приложили, чтоб рассорить его с Ростиславом и волынянами! Топерича, воистину, и не останется нам ничего, кроме как в Вырь бежать!

— Я бой дам нынче ворогам! — рявкнул Давидович.

— Белгородские стены крепки, а к Ростиславу галичане с волынянами спешат. И торчины с берендеями.

— Дак что?! Отступать мне, выходит, по-твоему?! Киев отдать?! Не будет того! — продолжал бесноваться Давидович.

Шварн пытался что-то сказать, но князь в ярости ударил его кулаком по лицу. Боярин упал на кошмы, поднялся медленно, выплюнул сломанный зуб, вытер окровавленный рот, промолвил с достоинством:

— Ни Киева, ни Выри, ничего тебе не видать, княже. Попомни слова мои.

Он резко отдёрнул полог шатра и вышел прочь. Велел челядину седлать коня. Но даже вдеть ногу в стремя Шварн не успел. Встречь ему бешено неслись отряды половцев, слышались перепуганные гортанные крики:

— Каназ Мстисляб идёт! Галич, Волынь идёт!

У окоёма показались комонные в чешуйчатых бронях. С дружным боевым кличем, взмахивая саблями, летели широкой лавой вослед отступающим половцам торчины и берендеи, развевались на зимнем ветру бунчуки, серебрились маски — личины.

Изяслав и его бояре повыскакивали из шатра. Посыпались отрывистые и твёрдые слова приказов. Вознёсся Давидович в седло, на ходу надел на голову волчью прилбицу и остроконечный золочёный шишак, бросился наперерез бегущим половцам. За ним следом поскакали Переяславичи, Стефаны, Глеб Рокошич. Шварн остался стоять у шатра. Понимал он с горечью: всё, кончилась служба его этому вздорному честолюбивому князю. Как быть дальше, что теперь делать, он не знал. Пошёл навстречу мчащимся во весь опор торчинам, воздел вверх длани, весь осыпанный летевшим из-под копыт снегом. Двое вершников осадили перед ним коней.

— Сдаюсь, — объявил боярин.

— Шубу снимай, сапоги! — велел ему худой высокий торчин.

Взвился в воздухе аркан, тугая петля стянула Шварну шею.

Боярин рухнул в снег, уцепился руками в верёвку, хрипел, извивался. Его раздели, разули, затем за руки привязали к коню. Босого, оставшегося в одной рубахе, на аркане поволокли Шварна к обозу.

...Рать Давидовича рассыпалась розно. Многие ближние его сподвижники были захвачены торками и берендеями при отступлении около Желани. Здесь же, у бора, возле села с названием Будилицы нагнали торки и самого князя. Ещё издали приметил его Выйбор Негочевич, распознал по золочёным доспехам и шлему с белым султаном. Пробился, ловко орудуя саблей, торчин сквозь ряды гридней, налету с яростью рубанул Изяслава саблей по плечу. Следом другой торчин ударил его копьём в бедро. Давидович, накренившись, вылетел из седла наземь. Он рухнул навзничь в сугроб на берегу озера, а Выйбор, круто развернув скакуна, ещё раз с размаху рубанул его наискось. Порвались на груди князя кожаные ремни, скрепляющие золочёные булатные пластины панциря, хлынула из раны кровь. Снова занёс клинок над ним Выйбор, но кто-то властно крикнул ему, осаживая:

— Довольно!

С перекошенным от злости лицом понёсся торок дальше, а к телу распростёртого на снегу Изяслава подбежали волынские дружинники. Появился вскоре князь Ростислав. Поднял он богатырский Изяславов меч, передал стоящему рядом гридню. Смотрел внук Мономаха с нескрываемой скорбью и ужасом на израненного противника своего.

Изяслав, открыв глаза и узнав его, хрипло прошептал:

— Пить!

Тотчас Ростиславов челядин поднёс к его устам чару с вином. Сделав несколько глотков, Давидович бессильно ионик головой.

— Помираю! — прохрипел он, глянув потухающим взором на растерянного Ростислава. — Твоя перемога! Ты в Киеве сядешь!