Читать книгу "Викинги – люди саги. Жизнь и нравы - Аделаида Сванидзе"

В обществе к побочным детям правителей относились с уважением, с ними вступали в брак весьма почтенные люди. «Сага об исландцах» (гл. 121) нашла нужным в записи под 1237 г. сообщить, что в числе предков видного скандинава Гицура была Тора, побочная дочь норвежского короля Магнуса Голоногого (ум. 1103). Иногда короли признавали детей от коротких или даже случайных сексуальных контактов. В «Саге о сыновьях Харальда Гилли» (гл. XVIII) рассказывается, что однажды богатый бонд дал в своей усадьбе пир в честь конунга Сигурда. Ночью гость лег с приглянувшейся ему служанкой бонда. Родив от него сына, служанка отослала его к отцу. Конунг признал ребенка своим сыном и «отдал на воспитание хорошим людям». В «Саге об Эйрике Рыжем» (гл. V) рассказывается, что его сын Лейв, находясь на Гебридах, сошелся с женщиной знатного рода и сведущей в колдовстве. Она забеременела. Расставаясь с возлюбленной, Лейв подарил ей дорогой перстень, «гренландский плащ и пояс с пластинками из моржовой кости». Сын Лейва от этой женщины, Торгильс, приехал в Гренландию к отцу, был им признан, но не любим, так как было в этом парне «что-то зловещее»[745].

Положение бастарда в обществе в конечном счете зависело от того, признает ли отец незаконного ребенка своим сыном или дочерью и наследником. Из-за наследства после отца законные и незаконные дети нередко жестоко ссорились, так что дело порой доходило до убийства. Обычно законные дети пользовались любым предлогом, чтобы не делиться наследством с бастардами. Считалось, что дети от пленниц, т. е. женщин, взятых насильно, которых приравнивали к рабыням, права на отцовское наследство не имеют[746]. В этих случаях, замечает сага, у женщины и ребенка «было мало чести и мало любви»[747].

Нередко, если отец при жизни не озаботился положением своих незаконных детей, после его кончины законные дети их прогоняли, ничего им не давали из отцовского наследства и еще донимали насмешками[748]. Детей от жены, с которой сыграли «неполную свадьбу», также можно было лишить наследства, если отец не успел распорядиться иначе[749]. Известен случай иного рода, когда бастард получил наследство после отца и взял на себя виру за него[750].

В большинстве случаев, однако, мужчины саги любили своих бастардов, особенно сыновей и особенно если они были привлекательными внешне, сметливыми и храбрыми.

В XIII столетии отношение к побочным детям ужесточилось, во всяком случае перестало быть терпимым в законах, хотя обилие предписаний о них позволяет предположить, что незаконных детей по-прежнему было много. О внебрачном «сыне рабыни» Гуталаг говорит особо, как, например, и о прелюбодеянии с внебрачной дочерью бонда, подчеркивая, что незаконные дети обязательно лишаются отцовского наследства (20:14, 21–23). Судя по «Саге об исландцах», написанной позднее кодификации Гуталага, вопрос об общей правоспособности незаконных детей и их правах на наследство все еще решался не так однозначно. Так, в одном месте (гл. 81) говорится, что бастард не имел права на главную недвижимость, т. е. родовую землю, усадьбу, но мог стать арендатором на прилегающей общинной земле, которую община по очереди давала в аренду разным людям. В другом месте рассказывается, что, когда законный сын Торвальда Эйнар не мог начать тяжбу о своем наследстве после отца, поскольку был несовершеннолетним, за него тяжбу на тинге возбудил его единокровный брат Иллуги, сын Торвальда от наложницы[751]; таким образом, Иллуги был правоспособен при решении имущественных дел. Однако, когда в 1241 г. знаменитого Снорри сына Стурлы убили и после него не осталось законных детей, его внебрачный сын Орэкья не мог возбуждать тяжбу об отцовском наследстве на тинге, хотя имел право участвовать в тяжбе об убийстве отца (гл. 151). Тогда в дележе и присвоении имущества покойного активное участие приняли его главная законная наследница, тетка Орэкьи и сестра Снорри — Хельга, а также, увы, его убийцы, люди Гицура.

Незаконного ребенка — речь обычно идет о сыне — можно было «ввести в род» отца, т. е. наделить его всеми правообязанностями законного наследника и хозяина (см. выше, часть 2). Эта процедура была важна, когда речь шла о любимом ребенке отца от наложницы или когда законные сыновья отсутствовали, а также когда намеревались отблагодарить верного разбойника, даже раба. Процедура получила особую актуальность после того, как церковь запретила наделять наследством незаконных детей. Согласно норвежским областным законам, в частности законам Фростатинга, эта процедура заключалась в следующем. Отец, с согласия своих ближайших наследников, организовывал пиршество. К пиру он закалывал бычка-трехлетку и из его шкуры делал башмак. Во время ритуала он первым надевал этот башмак, за ним то лицо, кого вводили в род, затем последовательно все родичи, которые согласились ввести нового наследника, за ними прочие родственники. В течение всей процедуры вводимый в род должен был держать у себя на коленях малолетних сыновей своего отца, вероятно, показывая этим готовность заботиться о них в случае потери кормильца. Наконец отец произносил следующую формулу: «Я ввожу этого человека в права на имущество, которое я даю ему, на деньги и подарки, на возмещение и виры и во все личные права, как будто бы его мать была куплена за мунд»[752] (т. е. стала законной супругой отца, поступив под его власть).

Некоторые наблюдения

Прежде всего, очевидно, что людям саги не было свойственно выделение, понятие и понимание собственно детства как особого периода в жизни каждого человека.

Ничего нельзя узнать из саг об особой по стилю детской одежде, да и была ли она в Скандинавии? Судя по редким образцам детской одежды, например в Историческом музее Копенгагена, детей саги, как и детей по всей Западной Европе того времени, одевали как взрослых, разве что кроили на меньший размер. Не описаны детские игры, но ясно, что дети играют во взрослые игры, пусть в меру своего понимания и в своем кругу. Дети — это как бы люди, которых преследует частица не: неумеющие и неимеющие, неправомочные, неопытные, незащищенные и т. п. И задача взрослых — эту частицу «не» постепенно убрать. Поэтому детей, по выражению саг, начинают замечать лишь с той поры, когда они становятся маленькими взрослыми, и они действительно рано взрослеют.

Учили специально только детей, принадлежащих к элите и высшим слоям бондов. Но и там, как и в остальных социальных кругах, их обучали прежде всего на наглядных примерах взрослой жизни, рано приучали в ней участвовать. Люди саги стремились вырастить из мальчика мужчину — хозяина и воина, а из девочки женщину — хозяйку, соратницу мужчины по жизни, мать наследников-воинов. Основой обучения была непосредственная передача от старших поколений младшим своего и накопленного всем обществом опыта, мировоззрения и нравственных устоев.