Читать книгу "Толкование сновидений - Зигмунд Фрейд"

Таким образом, и этот ряд связывается, в свою очередь, с промежуточными мыслями скрытого содержания сновидения, из которого пути расходятся по самым различным направлениям: нет незаменимой утраты. Все, что утрачиваешь, вновь возвращается. Ассоциативная связь между противоречащими элементами мыслей, лежащих в основе сновидения, становится теснее благодаря тому случайному обстоятельству, что маленькую дочку моего друга зовут так же, как подругу моего детства, сестру моего друга и противника и мою ровесницу. Я услыхал имя «Полина» с удовлетворением, для указания на это совпадение я заменил в сновидении одного Иосифа другим и счел невозможным устранить созвучие в фамилиях: Флейшль и др. Отсюда нить мыслей отходит к наименованию моих собственных детей. Я же стоял на том, чтобы их назвали не модными именами, а именами в память близких лиц. Это опять-таки относится непосредственно к сновидению. И, наконец, разве дети, потомство» – не единственная для нас возможность бессмертия?

Относительно аффектов в сновидении я ограничусь еще несколькими замечаниями с другой точки зрения. В душе спящего может быть в наличии в качестве доминирующего элемента склонность к аффекту, которую мы называем настроением и которая может оказать определяющее воздействие на сновидение. Это настроение может вызываться переживаниями и мыслями предыдущего дня, но может иметь и соматический источник; в обоих случаях, однако, оно сопровождается соответствующими ему мыслями. То, что эти представления, содержащиеся в мыслях, лежащих в основе сновидения, в одном случае непосредственно обусловливают аффект, в другом же лишь впоследствии вызываются общим настроением, по-видимому, соматического характера, для образования сновидения совершенно безразлично. Последнее раз и навсегда подлежит тому ограничению, что может изображать лишь то, что входит в осуществление желания и что свою психическую движущую силу оно может заимствовать исключительно у желания. Настроение претерпевает то же, что и ощущение, появляющееся во время сна: оно либо совершенно не принимается во внимание, либо же истолковывается в смысле осуществления желания. Тягостные настроения во время сна становятся поводами к сновидению: они пробуждают настойчивые желания, которые сновидение должно осуществить. Материал, с которым они связаны, до тех пор перерабатывается, пока он не становится пригоден для изображения осуществления желания.

Чем интенсивнее и существеннее элемент тягостного настроения в мыслях, скрывающихся за сновидением, тем увереннее наиболее подавленные желания воспользуются возможностью найти себе выражение: наличие тягостного чувства, которое в противном случае им пришлось бы вызывать самим, облегчает им наиболее трудную часть работы, предпринятой ими в целях своего изображения. Тем самым мы подходим снова к проблеме сновидений страха, которая представляет собой, как мы увидим, предел для деятельности сновидения.

з) Вторичная обработка.

Переходим, наконец, к рассмотрению последнего из четырех моментов, принимающих участие в образовании сновидений.

Если продолжить анализ содержания сновидения вышеуказанным образом, исследуя происхождение резко выраженных элементов его в мыслях, скрывающихся за сновидением, то в конце концов найдутся элементы, истолкование которых требует установления новых предпосылок. Я напомню о тех случаях, когда грезящий удивляется, сердится, сопротивляется против какого-нибудь элемента содержания сновидения. Большинство этих проявлений критики в сновидении направлено, однако, не на содержание последнего: все они оказываются перенесенными и соответственно использованными частями материала сновидения, что я и старался показать на примерах. Кое-что, однако, не допускает такого рода сведение; коррелята ему в материале сновидения не имеется. Что означает, например, нередкая в сновидении критика: ведь это мне только снится? Это уж настоящая критика сновидения, которая могла быть высказана в бодрствующем состоянии. Очень часто она предшествует пробуждению; еще чаще ей самой предшествует неприятное чувство, успокаивающееся после констатации наличия сновидения. Мысль: «ведь это мне только снится», возникающая в самом сновидении, преследует, однако, ту же цель, что и в устах Прекрасной Елены в оффенбаховской оперетке: она старается умалить значение только что пережитого и облегчить ожидание последующего. Она служит для успокоения цензирующей инстанции, которая в данный момент имеет все основания заявить о своем существовании и запретить продолжение сновидения. Гораздо приятнее, однако, продолжать спать и спокойно претерпеть сновидение: «ведь это мне только снится». Я полагаю, что презрительная критика – «ведь это мне только снится» – лишь в том случае проявляется в сновидении, когда ни на минуту не засыпающая цензура чувствует себя обманутой допущенным ею сновидением. Подавлять его поздно, и она реагирует этой критикой на страх или на неприятное ощущение. Это проявление духа противоречия со стороны психической цензуры.

Этот пример дает, однако, бесспорное доказательство того, что не все, что содержит сновидение, проистекает из мыслей, скрывающихся за ним, а что добавление к его содержанию может давать и психическая функция, не отличимая от нашего бодрствующего мышления. Спрашивается только, происходит ли это лишь в исключительных случаях или же психическая инстанция, исполняющая обычно лишь роль цензуры, принимает постоянное участие в образовании сновидений?

Без всяких колебаний мы высказываемся в пользу второго предположения. Не подлежит никакому сомнению, что цензурующая инстанция, воздействие которой сказывалось до сих пор лишь в ограничении содержания сновидения и в вычеркивании из него, способствует помимо этого его дополнению и осложнению. Эти дополнения зачастую заметить нетрудно; они сообщаются неуверенно, сопровождаются словами «как будто», «точно», не отличаются сами по себе особой живостью и располагаются всегда в тех местах, где могут служить для соединения двух частей содержания сновидения или для установления связи между ними. Они слабее запечатлеваются в памяти, чем истинные отпрыски материала сновидения: когда сновидение забывается, они исчезают в первую очередь, и я сильно подозреваю, что наша частая жалоба: «нам снилось очень много, большинство мы забыли, припоминаются отдельные отрывки», покоится на мгновенном исчезновении именно этих соединительных мыслей. При исчерпывающем анализе эти дополнения обнаруживаются зачастую тем, что в мыслях, скрывающихся за сновидением, не находится соответствующего им материала. Однако при более тщательном рассмотрении я должен назвать этот случай чрезвычайно редким; в большинстве случаев дополняющие мысли допускают все же сведение их к материалу в мысли, лежащих в основе сновидения; материал этот, однако, ни благодаря своей ценности, ни вследствие детерминирования отнюдь не мог бы претендовать на включение в сновидение. Психическая функция при образовании сновидения, рассматриваемая нами в настоящий момент, прибегает, по-видимому, лишь в самых крайних случаях к новообразованиям; поскольку, возможно, она использует то, что может найти подходящего в материале сновидения.

Эту часть деятельности сновидения отличает и обнаруживает, главным образом, ее тенденция. Эта функция преследует ту же задачу, какую поэт злостно приписывает философу: своими заплатами и лоскутами она штопает пробелы в конструкции сновидения. В результате ее работы сновидение утрачивает характер абсурдности и бессвязности и приближается к образу доступного пониманию реального переживания. Но старания ее не всегда венчаются успехом. Так мы находим сновидения, на первый взгляд безупречно логичные и осмысленные, они исходят из какой-нибудь вполне допустимой ситуации, подвергают ее различного рода естественным изменениям и приводят к концу, который отнюдь нас не удивляет; последнее встречается, правда, значительно реже. Эти сновидения претерпевают коренную переработку со стороны психической функции, аналогичной бодрствующему мышлению; они, по-видимому, вполне осмысленны, но на самом деле смысл этот чрезвычайно далек от значения сновидения. При анализе убеждаешься, что вторичная обработка сновидения произвела произвольный переворот всего материала, особенно его внутренних взаимоотношений. Эти сновидения уже были, так сказать, истолкованы до нашего толкования их в бодрствующем состоянии. В некоторых сновидениях эта тенденциозная обработка простирается лишь на известную часть их; в этой части все связно и понятно, между тем как дальше сновидение становится абсурдным или запутанным; нередко, однако, абсурдность в дальнейшем ходе сновидения может снова смениться связностью. В других же сновидениях следов обработки вообще нет; мы беспомощно стоим перед бессмысленным хаосом отдельных отрывков содержания.