Читать книгу "Сталин и разведка накануне войны - Арсен Мартиросян"

Однако 15 июня разведка пограничных войск добыла документальные данные о распоряжении германских военных властей в адрес жителей приграничных сел до 4 часов утра 18 июня эвакуироваться в тыл на расстояние не менее чем на 3 км, а на некоторых участках — до 20 км от границы. Одновременно были добыты данные о повторном выдвижении на исходные для нападения позиции, начиная с 18 июня{467}. Хотя на ряде участков это выдвижение было зафиксировано уже 15 июня{468}.

15 июня 1941 г. и по линии военной разведки поступили данные о том, что стратегическое развертывание войск вермахта завершено (сообщение резидента ГРУ в Будапеште Марса){469}. А 16 июня военная разведка также получила данные (сообщение резидента ГРУ в Берлине Арнольда) о нападении Германии 22 июня{470} (до этого Арнольд телеграммой от 12 июня 1941 г. сообщал, что вероятный срок нападения 15–20 июня{471}).

Разведка НКГБ в свою очередь к этому времени один раз — 11 июня — уже сообщила о 22 июня, а также информировала о завершении военных приготовлений Германии и готовности вермахта к нападению в любой день после 17 июня. В последнем случае имеется в виду записка № 2279/ М от 17 июня 1941 г. наркома госбезопасности В.Н. Меркулова И.В. Сталину, В.М. Молотову и Л.П. Берия (Берия в тот период являлся первым заместителем председателя Совета Народных Комиссаров СССР и Народным комиссаром внутренних дел СССР) с приложением в лице сообщения агента берлинской резидентуры НКГБ СССР Старшины. В сообщении указывалось, что Германия полностью завершила все военные приготовления для нападения на СССР и готова к нападению в любое время. Агент имел в виду в любое время, следующее за его сообщением (в сообщении также были указаны объекты бомбардировок и назначения начальников военно-хозяйственных управлений на будущей оккупированной советской территории){472}.

Якобы имевшей место матерной резолюции Сталина именно на этой информации выпала дурная «честь» под 50-летие Победы обрести «статус» особо подлого аргумента против генералиссимуса. И с тех пор она везде цитируется. Тем самым пытаются доказать, что якобы вследствие своей якобы параноидальной подозрительности Сталин настолько никому и ничему не верил, что все данные разведки воспринимал лишь матерно. Паранойей Сталин никогда не страдал и это уже давно доказано — внучка выдающего русского ученого Бехтерева еще в середине 90-х гг. прошлого века открыто признала, что на нее давили из ЦК КПСС, чтобы она озвучила эту гадость о Сталине, приписав постановку диагноза своему дедушке{473}. Так что с этим все ясно. Что же до остального, то Подлинная Историческая Правда такова.

Покойный к моменту публикации этой якобы имевшей место матерной резолюции предвоенный начальник разведки Лубянки П.М. Фитин еще при жизни описывал это событие в следующем виде (дело в том, что, ознакомившись с этим спецсообщением, Сталин тут же вызвал к себе и Меркулова, и Фитина): «В кабинете Сталин был один. Когда мы вошли, он сразу обратился ко мне: “Начальник разведки, не надо пересказывать спецсообщение, я внимательно его прочитал. Доложите, что за источники это сообщают, где они работают, их надежность и какие у них есть возможности для получения столь секретных сведений”. Я подробно рассказал об источниках информации. Сталин ходил по кабинету и задавал различные уточняющие вопросы, на которые я отвечал. Потом он долго ходил по кабинету, курил трубку, что-то обдумывал, а мы с Меркуловым стояли у дверей. Затем, обратившись ко мне, он сказал: “Вот что, начальник разведки, нет немцев, кроме Вильгельма Пика, которым можно верить. Ясно?” Я ответил: “Ясно, товарищ Сталин”. Далее он сказал нам: “Идите, все уточните, еще раз перепроверьте эти сведения и доложите мне”»{474}.

Обдумывать же Сталину было что. К этому моменту он уже знал, что министр иностранных дел Германии И. Риббентроп дал указание германским послам в Риме, Токио, Бухаресте и Будапеште о проведении особой акции по дезинформации. Ее смысл сводился к тому, чтобы до сведения правительств этих стран, а через них и до советского правительства была бы доведена информация о том, что Германия намерена «самое позднее в начале июля внести полную ясность в германо-советские отношения и при этом предъявить определенные требования»{475}.

Что же до жесткого резюме Сталина в отношении того, кому из немцев можно доверять, то здесь следует сказать следующее. Хоть и с перехлестом было сказано, но на тот момент, очевидно, по-другому и невозможно было. Кстати, и это тоже можно расценивать как очередное подтверждение того, что Сталин ни на йоту не доверял Гитлеру, что неоднократно, но безосновательно утверждали многие мемуаристы, а «комментаторы» их мемуаров беспочвенно утверждают до сих пор.

В чем же из вышеприведенного со слов предвоенного начальника разведки Лубянки П.М. Фитина следует усматривать хотя бы тень намека на матерную резолюцию Сталина?! При этом имейте в виду, что в 1988 г. газета «Правда» еще жестко контролировалась ЦК КПСС. Тем не менее, что написал Фитин, то и опубликовали. Как видите, в воспоминаниях Фитина нет даже иллюзорной тени намека на матерную резолюцию!

Этот же случай идентичным образом описан и в примечаниях к записке № 2279/М от 17.06.1941 г., опубликованных на страницах превосходного сборника документов спецслужб под названием «Секреты Гитлера на столе у Сталина»{476}. И там тоже нет даже иллюзорной тени намека на матерную резолюцию! Это издание именно тем ценно, что оно было осуществлено, во-первых, издательством объединения «Мосгорархив», то есть высокими профессионалами именно в архивном деле. Во-вторых, в 1995 г., когда, казалось бы, ничто и никто не смогли бы помешать публикации чего-либо очерняющего Сталина. В-третьих, публикация была осуществлена с прямой ссылкой на архив ЦА ФСБ. Однако никаких матерных резолюций приведено не было.

Если бы она действительно имела место тогда, 17 июня 1941 г., то, по крайней мере, о ней сообщили бы составители «Очерков Истории Российской Внешней Разведки». Третий том очерков, где говорится об этом сообщении Старшины, вышел в свет в 1997 г., но и в этом, вышедшем под редакцией директора СВР РФ, академика Е.М. Примакова, солидном издании также нет даже иллюзорной тени намека на матерную резолюцию. Абсолютно ничего на эту тему нет и в мемуарах, к сожалению, ныне покойной выдающейся советской разведчицы Зои Ивановны Воскресенской, которая лично готовила эти сообщения Старшины и Корсиканца для доклада Сталину[55]Абсолютно ничего на эту тему нет и в мемуарах ныне также, к сожалению, покойного ее предвоенного начальника выдающегося аса советской разведки П.А. Судоплатова. Причем нет в двух прижизненных изданиях его мемуаров — «Разведка и Кремль» (М, 1996) и «Спецоперации. Лубянка и Кремль. 1930–1950 годы» (М., 1996). Судоплатов, кстати говоря, абсолютно идентично словам Фитина изложил суть произошедшего в Кремле 17 июня, случайно, что, конечно же, простительно за давностью лет, сдвинув это событие на день ранее — на 16 июня. Наконец, не появилась эта «резолюция» даже в изданной в связи с 70-летием начала войны книге «Агрессия. Рассекреченные документы Службы Внешней Разведки Российской Федерации. 1939–1941» (М, 2011).