Читать книгу "Черные комиссары - Богдан Сушинский"

Перед выводом в устье отряда вспомогательных судов, начальник штаба флотилии сообщил, что перебрасывает на мыс подкрепление из шестерых краснофлотцев и четырнадцати бойцов портового ополчения, дескать, «чем можем, ибо не от скупости, но от бедности…». Гродов поблагодарил за помощь, однако порядок переброски подкрепления тут же откорректировал. Прибытие новых десантников он попросил произвести под вечер, предварив ее сильным артналетом на восточный фланг противника. А когда пополнение прибыло, комендант не стал высаживать его на берег, а, подсадив на каждый из трех бронекатеров по два морских пехотинца, приказал этому отряду десантироваться на берегу восточной бухты, уже за окопами противника.

Решив, что русские готовят плацдарм для большого десанта в их тыл, румыны основательно занервничали и начали срочно перебрасывать на восточное побережье только что прибывшее пополнение. Но, во-первых, выкуривать десантников из-под круч береговой линии оказалось не так-то и просто, а во-вторых, всю ночь по скоплению живой силы противника вела огонь советская береговая и корабельная артиллерия.

Особенно веско работали артиллеристы и пулеметчики трех бронекатеров, по-прежнему прикрывавших десант. Да и гарнизон мыса в эту ночь и следующим утром буквально изводил врага огнем и ложными атаками, ограничивавшимися в основном криками «Полундра», свистом и гастролями за пределами бруствера нескольких добровольцев, которые знали, как подобные имитации действуют на нервы румынских вояк. Не зря же перед каждой из них моряки в той или иной форме вспоминали слова пленного румынского солдата-старообрядца Власа, который свидетельствовал: «Стоит трем морякам выскочить из окопов и прокричать: «Полундра!», как румыны из первого окопа перебегают во второй, и только потом решаются открывать огонь».

Понятно, что были в этих словах и сарказм, и явное преувеличение, но слишком уж образно воспроизводилось в них то психологическое состояние, в которое впадали «мамалыжники» при атаках моряков. Не говоря уже о контратаках «черных комиссаров», обычно завершавшихся кровавой, остервенелой рукопашной.

Ясно, что после высадки второго десанта противнику уже было не до отряда вспомогательных судов, который уходил в эту ночь в сторону Вилково. А к концу следующего дня, после очередного артналета и имитации атаки со стороны мыса, эти же бронекатера сняли десант, потерявший трех бойцов убитыми и четырех ранеными, и перебросили его в распоряжение Гродова.

– От имени командования, объявляю всем бойцам вашего гарнизона благодарность, – позвонил ему после этой операции начальник штаба флотилии Григорьев. – Конвой вспомогательных судов успешно прорвался сквозь артиллерийские заслоны противника, почти без потерь вышел в море и взял курс на Одессу. Но сегодня ночью уходит основной состав флотилии, что еще более ответственно.

– Задача ясна, товарищ капитан второго ранга, – заверил его комбат. – Прикроем. Если оставите хотя бы один катер – еще как минимум двое суток продержимся.

– Да нет, вы не поняли меня, капитан. Неужели вы решили, что мы оставим вас на мысе как смертников?

– Почему «как смертников»? Как боевой арьергард, десант прикрытия…

– Да как бы ты ни назвал это, комбат, суть одна. Но в том-то и дело, что весь десант уходит вместе с нами. Все, плацдарм ликвидируется! У западного побережья мыса мы выставляем минное заграждение, чтобы избавиться от преследования румынскими кораблями. Эти же корабли-минеры снимут часть твоего гарнизона, только часть, остальных будем снимать в восточном заливе. Всех своих раненых и бойцов тыловых постов можешь переправить уже сейчас. Катера направляю. Это облегчит ночную эвакуацию.

– На всякий случай у нас имеется и своя собственная флотилия – четыре шлюпки и плот. – Припасли на тот случай, если бы флотилия ушла, не снимая вас?

– Такой вариант тоже не исключался. Но и теперь они тоже могут пригодиться.

– В самом крайнем случае – да, – согласился Григорьев. – Кстати, переброску десантников будем осуществлять в район порта с таким расчетом, что уходить твой батальон должен будет сразу же, вместе с последними пехотными подразделениями, в основном с ополченцами. К сведению, румыны и немцы уже на окраинах Кишинева[56], но фронт по линии Рени – Болград и дальше, в сторону Днестра, еще кое-как держится.

– На прощание мы устроим румынам «прощальный вечер», однако уйти все-таки постараемся по-тихому.

– Что очень важно, поскольку во время этого великого флотского исхода каждая минута будет работать на нас. Кстати, лично тобой, капитан, вновь интересовался известный тебе полковник Бекетов из военно-морской базы.

– Полковник удивлен, что я все еще воюю?

– Но очень рад этому. На советском берегу тебе приказано передать командование батальоном старшему лейтенанту Кощееву и отходить вместе с транспортом военной контрразведки.

– То есть оставить бойцов? Не по-солдатски это как-то – оставлять батальон в такое время.

– Обсуждению не подлежит: личный приказ командующего военно-морской базой контр-адмирала Жукова. Машина будет ждать тебя у штаба. К слову, наши полевые батареи, лазарет, подразделения тыла и штаб флотилии тоже отходят к Одессе в боевых порядках 14-го стрелкового корпуса.

…Как и было предусмотрено, ровно в двадцать два ноль-ноль береговая батарея и корабельная артиллерия в последний раз ударили по передовым позициям и ближайшим тылам румын. К тому времени, когда налет завершился, на передовой, вместе с Гродовым, оставался всего лишь один взвод морской пехоты. Еще два пулеметчика засели на тыловых холмах и должны были прикрывать отход десантников, создавая эффект их присутствия.

Прежде чем оставить окопы, моряки в три десятка глоток прокричали свое наводившее на румын ужас: «Полундра! В атаку!» Несколько любителей острых ощущений даже выбрались из окопов, создавая видимость атаки, но тут же залегли и отползли назад. И, пока все пространство перед собой противник поливал свинцом, моряки заминировали оба блиндажа и по специально проложенному «отходному» окопу, спустились к реке, чтобы затем, по прибрежной кромке, уйти в сторону причала, где их должны были подобрать два бронекатера.

Дождавшись, когда к месту посадки подошли пулеметчики, Гродов на всякий случай выпустил в сторону города две красные ракеты, обозначив путь тем, кто по каким-то причинам мог задержаться на мысе. В ответ – ни выстрела, ни голоса; тем не менее у причала все еще оставался небольшой камышовый плот, а вдруг…

Как только катера отошли от мыса, туча, нависавшая над ним, развеялась и откуда-то из глубины небес выглянула подернутая голубоватой дымкой луна. Под ее сиянием мыс Сату-Ноу казался загадочным, затерянным посреди предгрозового океана островом, с которым его, Гродова, многое теперь связывало, и который навсегда останется в его восприятии именно тем клочком земли, где он принял свое боевое крещение.