Читать книгу "Горькое лето 1941-го - Николай Ефимов"

Генерал Качалов погиб 4 августа 1941 года в боевых порядках войск, выходящих из окружения у деревни Старинка. Крестьяне похоронили его в братской могиле у села Крайники. Как и полагалось, в верхнем ряду, первым справа. Вскрыв могильный холм в октябре 1952 года, командарма по останкам опознали сразу: под танковым комбинезоном была генеральская форма, рост 188 сантиметров, старые ранения с характерным повреждением костей. У бывшего сельского старосты на чердаке нашли принадлежавшие Качалову кожанку и сапоги. Нашли, между прочим, и печатное упоминание о гибели и захоронении командующего русской 28-й армией в немецкой газете «Мюнхише Беобахтер» от августа 1941 года.

В декабре 1953 года В. Я. Качалов, заочно осужденный к расстрелу, был реабилитирован. Но лишь через десять лет, 24 октября 1963 года, Маршал Советского Союза А. И. Еременко со страниц «Красной звезды» впервые публично сообщил правду о его судьбе и обстоятельствах гибели. В мае 1965 года Качалова посмертно наградили орденом Отечественной войны I степени, а 25 сентября 1967 года на окраине Старинки, где командарм и его боевые друзья погибли, открыли памятный обелиск.

Не трусость, а высокое самообладание, самоотверженность, верность командирскому долгу проявил в последние часы своей жизни генерал Качалов. Во многом благодаря ему из окружения пробились штаб и части группы. Правда, начальник штаба генерал-майор Павел Егоров, оставшийся в эпицентре боевых действий до последнего, был буквально растерзан озверевшими гитлеровцами. В окружении, но уже в 1942-м, под Харьковом, геройски погиб и его родной брат — генерал-майор Даниил Егоров.

А вот командиры всех трех дивизий, составлявших группу, из окружения вырвались. Командир 149-й стрелковой дивизии генерал-майор Федор Захаров в дальнейшем командовал 81-м стрелковым корпусом, который в апреле 1945 года первым ворвался в Кёнигсберг Именем Героя Советского союза Захарова названа одна из калининградских улиц. Вырвался за Десну с частью танков (на одном из КВ насчитали 102 снарядные вмятины) командир 104-й танковой дивизии полковник Василий Бурков. Он был ранен в оба плеча. В 1943 году Василий Герасимович стал генерал-лейтенантом танковых войск и в этом звании встретил Победу.

Иначе складывалась судьба командира 145-й стрелковой дивизии генерал-майора Александра Вольхина. После прорыва из окружения его направили командиром запасной стрелковой бригады в СКВО. В июле 1942 года он принял под свое командование 147-ю стрелковую дивизию, входившую в состав Сталинградского фронта. И вновь дивизия, оборонявшаяся на правом берегу Дона, под Суровикино, не имея приказа на отход, попала в окружение. Генерал и на этот раз прорвал кольцо, вывел часть сил за Дон.

Но пополнять соединение, командовать им Вольхину не позволили. Состоялся приговор. Самый суровый. Правда, его смягчили и вернули осужденного на фронт в звании майора — заместителем командира стрелкового полка. Вскоре Вольхину вновь доверили дивизию — 251-ю стрелковую, затем он принял под свое начало корпус — 45-й стрелковый, повторно получил звание генерал-майора. После Победы A. A. Вольхин был начальником Объединенных курсов усовершенствования офицерского состава в МВО.

Вырвался из окружения на восточный берег Десны раненным в руку и ногу и начальник тыла 28-й армии генерал-майор интендантской службы Дмитрий Фоменко, возглавлявший до войны обозно-хозяйственное управление Наркомата обороны. После Победы он еще долго служил в БВО.

Таковы судьбы людей, жизнь которых, возможно, оборвалась бы еще в августе 41-го, если бы командарм Качалов не выполнил свой долг до конца, изменил присяге.

Не заслуживали уничтожительного осуждения, которое дано им в приказе № 270, генерал-майор П. Г. Понеделин (ошибочно названный в документе генерал-лейтенантом) и генерал-майор Н. К. Кириллов, хотя они действительно попали в плен. Павла Понеделина Маршал Советского Союза И. Х. Баграмян назвал в мемуарах одним из самых образованных командармов. «В свое время, — писал маршал, — он возглавлял штаб Ленинградского военного округа, руководил кафедрой тактики в Военной академии имени М. В. Фрунзе. Большой знаток тактики высших соединений, отлично разбиравшийся в вопросах военного искусства, Понеделин в нашем округе пользовался большим авторитетом».

Генерал Кириллов тоже был опытным и умелым командиром. Но и такие военачальники в сорок первом, попав в окружение, теряли нити управления подчиненными и оказывались бессильными. Баграмян ведь и сам вырвался из капкана под Киевом чудом.

Все обстоятельства пленения Понеделина и Кириллова были установлены, когда их уже не было в живых. Нашлись свидетели, которые видели, как на генералов, проводивших рекогносцировку с опушки леса, внезапно набросились до тридцати немецких автоматчиков. В рукопашной Кириллов был ранен. Свидетели, видя это с расстояния, помочь чем-либо командующему армией и командиру корпуса не могли: организованных, управляемых командой сил уже не было.

В сорок пятом Понеделин и Кириллов в числе других наших генералов, оказавшихся в германском плену, вернулись на родину. Вернулись добровольно, самолетом из Парижа, куда их вывезли из лагеря союзники. Приказ № 270 между тем все еще действовал, приговор, вынесенный Понеделину и Кириллову заочно в 41-м, не был отменен. Спустя девять лет, в августе 50-го, вынесли новый — такой же. А еще через пять лет обоих посмертно реабилитировали.

Когда, опираясь на новые знания, имея возможность смотреть в прошлое с высоты опыта, вникаешь в каленые строки приказа № 270, то убеждаешься: в августе 41-го Ставка ВГК просто не располагала достоверными фактами хотя бы единичной генеральской измены. Их просто не было. Ничтожная горстка предателей во главе с генерал-лейтенантом А. Власовым объявилась позже. Власов, кстати, пытался привлечь Понеделина к сотрудничеству. Тот, что зафиксировано показаниями очевидцев, плюнул ему в лицо.

Есть в памятном приказе вроде бы очень правильные слова, под которыми в эмоциональном порыве самому хочется подписаться:

«Можно ли терпеть в рядах Красной Армии трусов, дезертирующих к врагу и сдающихся ему в плен, или таких малодушных начальников, которые при первой заминке на фронте срывают с себя знаки различия и дезертируют в тыл? Нет, нельзя! Если дать волю этим трусам и дезертирам, они в короткий срок разложат нашу армию и загубят нашу Родину. Трусов и дезертиров надо уничтожать.

Можно ли считать командирами батальонов или полков таких командиров, которые прячутся в щелях во время боя, не видят поля боя, не наблюдают хода боя на поле и все же воображают себя командирами полков и батальонов? Нет, нельзя! Это не командиры полков и батальонов, а самозванцы. Если дать волю таким самозванцам, они в короткий срок превратят нашу армию в сплошную канцелярию. Таких самозванцев нужно немедленно смещать с постов, снижать по должности в рядовые, а при необходимости расстреливать на месте, выдвигая на их место смелых и мужественных людей из рядов младшего начсостава или из красноармейцев».

А задумавшись, понимаешь: неразумно сеять в армии всеобщую подозрительность, недоверие. Нельзя сильными, но в то же время общими словами подрывать авторитет командного состава. Нельзя обманываться в том смысле, что сержант и тем более красноармеец, пусть и самый мужественный, в состоянии заменить комбата или комполка.