Читать книгу "Вариант `И` - Владимир Михайлов"

Я в который уже раз пересекал холл третьего этажа, куда гости еще не добрались, и всякий, кто попадался на пути, принадлежал к персоналу или охране, – когда мой фон ожил в кармане в очередной раз. Еще и до этого при каждом вызове во мне что-то вздрагивало: было страшно, что вдруг мне доложат снаружи, что искомый субъект благополучно прибыл и проследовал внутрь; это означало бы наверняка провал моей версии: свидетельствовало бы о том, что он не был здесь ночью, а следовательно – не устанавливал фугаса, не готовил взрыва – и вообще причастен к замыслу устранения ничуть не более, чем я сам. Потому что было бы слишком уж наглым с его стороны – побывать тут ночью, успеть установить заряд – и ускользнуть, чтобы теперь появиться как ни в чем не бывало: наглым – потому что уровень риска для него оказался бы куда больше разумно приемлемого, а рисковать он не стал бы ни в коем случае.

Вот и на этот раз я вытащил трубку из кармана с ощущением предстоящей неприятности. Отзываясь – старался, однако, чтобы голос звучал так же ровно и безразлично, как всегда, независимо от обстоятельств; такое умение я вырабатывал в себе достаточно долго.

Вызов шел, однако, вовсе не от внешнего или внутреннего контроля; звонили даже не из Реанимации, но из укрытия в Чистом переулке. А я-то надеялся, что можно будет хоть немного расслабиться!

– Какого же… какого черта вы мешкаете? Я ждал информации еще на рассвете. Заспались, что ли? У вас все в порядке? Где Первый?

Мне ответили после краткой паузы:

– Первый здесь. С ним нормально. Однако возникли обстоятельства в связи с объектом, которого вы нам передали.

– На даче? Давайте подробнее. Что там произошло?

– Неприятность.

– Серьезная?

– Да.

– Привели задержанного в чувство? Допросили?

Еле уловимая пауза была ясным сигналом того, что дело не заладилось.

– Задержанный скрылся. Вернее, мы его не задержали.

– Вы в уме?

Оттуда ответили суховато:

– Наша группа прибыла в ноль два-двенадцать. Обнаружила тело человека, которого мы направили к вам. Убит. Больше никого. Объект скрылся. До сих пор нигде не замечен. Разрабатываем следы, но надежды мало.

В два-двенадцать, так. Через одиннадцать минут после моего с Натальей отъезда. Что произошло? Усыпленный каким-то образом пришел в себя – и сразу же проявил такую активность? Или возник некто третий, проделавший все: устранивший сотрудника и утащивший спавшего? Ни в какие рамки это не лезло. Впрочем… почему? Раз не влезает в рамку, значит, просто не та рамка выбрана.

– Способ убийства?

– Перелом шейных позвонков. Ударом, не удавкой. Возможно, «маваси».

Ударом. Маваси суто уте? Если так, то это свидетельствует о том, что нападавший принадлежал не к нынешнему поколению бойцов: они этим ударом уже не пользуются – разве что на соревнованиях. Но пусть так – мне-то от этого какая радость?

– Еще чьи-то следы обнаружены?

– С уверенностью трудно сказать.

Я с трудом сдержался, чтобы не выругаться.

– Ну хоть что-нибудь вы там выяснили? Кому принадлежит дом?

На этот раз отвечавший без запинки назвал фамилию. Ответ был тем, которого я ожидал. Лучше, чем ничего.

– Так. А что нашли на ускользнувшего? Адрес хотя бы…

Он назвал адрес. Я вздохнул:

– И на том спасибо. Будут новости – сообщайте немедленно.

Адрес тоже работал на мою версию; но черта ли мне было в этом, если все ее фигуранты исчезли и упорно не желали появляться? Можно было, конечно, предположить, что они просто отказались от реализации замысла – во всяком случае, сегодня и здесь. Но в это я не поверил ни на секунду. Это их звездный час был – сегодня. И здесь.

Сегодня; потому что завтра – Референдум и Избрание, после чего добраться до Искандера будет практически невозможно. При кремлевской-то охране.

Здесь – потому, что…

А, собственно говоря, почему все-таки именно здесь? Что заставило меня замкнуться на этой версии?

Эта простая мысль потрясла меня. Чтобы проанализировать ее, мне понадобилось несколько секунд. Затем я выхватил трубку. И набрал номер, известный, кроме меня, еще, может быть, двоим, а возможно, и только одному.

Мне ответили почти сразу – но и то я уже стал пританцовывать на месте от нетерпения.

Я выговорил рыбье слово и назвал себя.

– Да? – сказали в ответ доброжелательно.

После этого я говорил едва ли не целую минуту, обхватив ладонями поднесенную ко рту трубку, точно мерзнущего желтенького, пушистого цыпленка.

Мне откликнулись:

– Спасибо. Хорошо.

После чего я опрометью кинулся вниз, едва не сшибая с ног всех, встречавшихся по дороге.

Иванов был снаружи. Я бросил ему:

– Дай мне пять человек. Лучших. Штурмовых. Со снаряжением.

Он моргнул. Но, видимо, выглядел я убедительно. И он скомандовал.

Через тридцать секунд мы уже мчались прочь от театра.

4

В переулке было по-субботнему пустынно. Мы ехали не на моей прокатной машине: я позаимствовал у Иванова серьезный транспорт, и за рулем сидел классный специалист. Он лихо затормозил, заложив вираж по двору. Машина взмахнула дверцами, и мы высыпали из нее. Я скомандовал:

– Двое – на крышу, к вентиляционному выходу. В случае чего – огонь на поражение. По возможности – не смертельно.

Они бросились. К счастью, этажей было всего шесть.

– Остальные – за мной.

Запертый по случаю выходного дня подъезд сопротивлялся недолго. Мы взбежали на второй этаж. Я позвонил в дверь. Обождал. Потом вынул карточку – узкую, голубую полоску пластика. Не ту, что была изъята у спавшего – или притворявшегося – нынче ночью, но принадлежавшую лично мне. Провел по щели, невольно поглядев при этом на потолок, изукрашенный лепниной и всякими узорами: деловые люди при ремонте руководствовались своими вкусами.

За дверью едва слышно зазвучала мелодия. Смолкла. После этого я набрал номер кода. Снова музыка. Когда она стихла, дверь глубоко вздохнула, как донельзя уставший человек. Теперь можно стало отворить ее. Попробуй кто-нибудь сделать это раньше – сверху, с потолка, был бы насмерть поражен каждый квадратный дециметр площадки. Сейчас все было в порядке. Мы вошли. Будущий государь Александр Четвертый стоял напротив входа, улыбаясь. Трое парней, что были со мной, даже не поняли, кто перед ними: видали, конечно, его портреты, но всегда требуется время, чтобы отождествить приукрашенное неизбежно изображение с живым оригиналом. Я поклонился.

– Вы рискуете, Государь. Неужели никто другой…

– Они несколько заняты: у нас всего лишь полчаса до выезда, а им приходится тут хлопотать по хозяйству. Так что я уж сам.