Читать книгу "Зейнсвилл - Крис Сэкнуссемм"

С видом одновременно довольным и обиженным Юла указал на царство заводных игрушек.

— Ты как будто не удивлен, — сказал он. — Можно подумать, ты такого ожидал.

— Я ожидал, что ты захочешь, чтобы я удивился.

— Я себя выдал, — сказал Юла и поспешно пошел вперед мимо фарфорового полицейского с головой «сохатого»[108]и стеклянной матроны на шарнирах, гулявших по саду из граммофонных труб. — Но, думаю, ты еще удивишься.

— У вас тут прекрасный парк аттракционов, — признал Чистотец.

— Скорее уж бессмыслиц, — отозвался Юла. — Единственный в своем роде.

Чистотец знал, что от него ожидают вопроса, но был слишком занят собственными мыслями. Скользя взглядом по каруселям и аттракционам, он на сей раз испытал лишь печаль, пропитавшую фантазии, — горечь, вычурную, как музыка каллиопы. Подобный мирок создается, чтобы люди получали от него удовольствие. Но кому предназначено это царство диковин? Или это механическая версия Мирного Дола, золотая клетка для развращенных марионеток?

Юла провел его через группку роботов-клоунов на другой конец Срединного пути. Меж молодыми деревцами здесь торчали трости со вкладными шпагами, а в палатках на всеобщее обозрение были выставлены останки болотных людей из Скандинавии и скелеты членов экспедиции Доннера[109]. Вывески зазывали: «Пристрели переселенца! Приз — настоящая индейская трубка мира», «Забрось сигару в рот Моники Левински — и получишь куклу-перчатку Билли Клинтон!»

Наконец они вышли к Залу зеркал, расставленных как спираль в раковине-наутилус. Пульс Чистотца участился. Он знал, что Кокомо мертва. Он ведь пережил этот ужас. Никакие слова Юлы ее не вернут. Есть же пределы даже для науки и магии, для великого Ллойда Мидхорна Ситтурда!

Или нет? Да, Кокомо послужила бы причиной остаться здесь, каковы бы ни были обитатели или тайны Каньона. Причиной жить. Она могла бы толкнуть его на битву. Она была надеждой… на собственного ребенка. На будущее. Внезапно перед глазами у него возникла ладанка с песком на шее Кормилицы… с останками его неродившегося сына. Сердце Чистотца ухало в такт музыке кружащихся каруселей.

— Не обольщай себя надеждой, — вмешался в его мысли голос Юлы, в который вкралась вдруг нотка нежности. — Ты хотел понять, а не потрогать.

— Почему ты мне не скажешь сразу?

— Ты должен увидеть своими глазами. Но кое-что я тебе скажу: молодая женщина, с которой ты познакомился, на самом деле была очень старой. В некотором смысле она была вариантом тебя — как первый набросок романа. Она была эмпатом. Она умела перенимать опыт и чувства и в особенности боль других людей — но она была ущербной. Ты ее пробудил. И ее способности росли пропорционально твоим. Сами по себе ее разум и мозг не могли функционировать, но, какой бы неполноценной она ни была, когда ты ее встретил, она приносила счастье и ясность другим. Я отпустил ее, как отпустил тебя. А потом, когда она дала сбой, я решил оставить ее во внешнем мире, нашел людей, которым мог бы доверить заботу о ней.

— Выходит, ты знаешь… Лепесток Ликорицы?

— Ну да! Самые лучшие защитники получаются из вредных ведьм.

— И ты знаешь, кто такая Парусия Хид?

— Это я, — с напускной скромностью отозвался Юла.

— Что?

— Ты бы назвал ее мифом или легендой. Я считаю ее стратегией меметической дезинформации[110]. Она возглавила моих сторонников, дала им цель, в которую они могли бы верить, а «Витессе» — еще один источник беспокойства.

— Но зачем?

— Всегда оставляй обманки, чем больше, тем лучше. В союзников это вселяет уверенность и надежду, а врагам позволяет вволю палить по теням.

— Значит, в Индианаполисе…

— «Дамский клуб Кикапу» — моя ячейка сопротивления. Если бы все пошло по плану, от них ты попал бы прямо сюда.

— А Кокомо…

— Осталась бы у них. На самом деле ты вообще бы с ней не встретился. Разумеется, если бы все пошло по плану, ты никогда не попал бы в Индианаполис. Если бы все пошло по плану, трудно сказать, как бы все обернулось. Самое интересное в истории с «Кикапу» — что мой план не предусматривал желания Карны тебе помочь, равно как и того, что ты ощутишь свое родство с Кокомо. Со стратегами моих масштабов вечно возникают такие проблемы: измени хотя бы маленькую деталь в одном месте — в другом возникнет переворот.

— Почему бы просто не остановиться?

— На первый взгляд, это так просто и иногда даже привлекательно. Но невозможно. Предположим, ты отвергнешь или сотрешь самого себя, чтобы оборвать цепную взаимосвязь поступков, но подумай, каковы будут последствия для остальных. Чем более запутанной становится твоя жизнь, тем больше твое воздействие на мир и, следовательно, возможный вред. В глобальном масштабе в этом и заключается проблема с АППАРАТУСОМ. Его цель — сродни достижению нирваны за счет уничтожения мироздания. А я вижу просветление в том, чтобы стараться не подняться над игрой, а уйти в нее еще глубже.

— И какая из сущностей тебя на эту мысль натолкнула?

— Думаю, самым важным из всех моих учителей был маленький мальчик по имени Пол Сайтио, который позднее сменил имя на Осанна Освобожденный. А теперь войди в Зал зеркал и найди… Ну, что найдешь.

Чистотец зашагал по завивающемуся спиралью проходу, но тут же понял, что с зеркалами что-то не так — в них не было отражений.

— В чем дело? — спросил он.

— Присмотрись внимательнее, — посоветовал Юла. — Реальность вынуждена прятаться.

Чистотец заглянул в серебристую поверхность зеркала и увидел… Сначала ему показалось, что перед ним гигантский, бесконечно сложный муравейник.

— Вот черт! Не хочешь же ты…

— Иди дальше, — говорил Юла, уводя его все глубже в зеркальный лабиринт. — Смотри внимательней.

Лабиринт вился как живое существо. Чистотец почувствовал, как в нем нарастает уверенность. Его немного тревожило, что он не отражается в зеркалах… но он все шел… и с каждым шагом стеклянная поверхность стен менялась.

— Это не Зал зеркал, — сказал он.

— Нет, — покачал головой Юла. — Ты смотришь в вихревую воронку. В спиральную дверь. И за этой дверью… моя сестра… мой близнец…