Читать книгу "Щепа и судьба - Вячеслав Юрьевич Софронов"

в архиве автора. Но, как показали дальнейшие события, у судьбы тоже имелись на этот счет свои собственные воззрения.

Пастораль, не предусмотренная замыслом

Прошло несколько дней после описанного выше эпизода, связанного с трагической гибелью неопытной буренки от лап Михайлы Потапыча. Кстати сказать, оставленные Лехой на взгорке телячьи внутренности уже на другое утро были аккуратно собраны и съедены или перепрятаны возмутителем нашего деревенского спокойствия. И творилось то кровавое пиршество в нескольких минутах ходьбы от моего беспризорного огорода. Так что существовали мы с косолапым хулиганом в очень близком соседстве, соблюдая при том незримые пункты мирного договора.

Алексей тяжело переживал потерю убиенной телушки, словно то была смерть его близкого родственника. Нет, он ни разу не выразил свое отношение к случившемуся словами, но весь его вид и чуть изменившаяся манера поведения говорили сами за себя. Не стало слышно, как это бывало раньше, цветистых выражений, которыми он сопровождал выгон телочек из загона; перестал посвистывать сквозь редкие зубы, подражая весенней песне скворца, а самое главное — нос-флюгер сообщал опытному зрителю, что его хозяин находится в пресквернейшем расположении духа. Понимая это, решил некоторое время выждать, дав возможность Алексею прийти в себя, а там, глядишь, все потечет по-прежнему и встанет на свои места.

Потому чрезвычайно обрадовался, когда Леха сам, без моего приглашения средь бела дня постучался ко мне, в то время как его буренки рассредоточились на громадной поляне, отделяющей мою усадьбу от прочих деревенских строений. На предложение войти в дом Алексей, как обычно, отказался, попросив меня выйти во двор. Он был все так же сумеречен, но прежняя подавленность уже отступила, и он даже пошутил по какому-то незначительному доводу. Но за его напускной веселостью проступала едва заметная печаль или забота о чем-то для меня неясном и малопонятном.

Так оно и оказалось… После пары выкуренных сигарет и долгого сопения Леха наконец-то объяснил, зачем пожаловал. Оказалось, у его родителей, живущих где-то на южной оконечности нашей обширнейшей области, на днях намечается очередной юбилей их счастливого проживания в совместном супружестве. И Леха, как важное свидетельство их далеко не бесплодного брака, должен непременно на том торжестве присутствовать. Но он не знал, на кого оставить своих телушек, поскольку без пригляда за ними те и суток просуществовать не смогут. Потому он чуть ли не слезно просил меня в течение нескольких дней возложить на себя ответственность по надзору за его замечательными телушками! Чего-чего, но подобного предложения даже не ожидал и слегка растерялся, представив себя в роли пастуха. Нет, что угодно, но только не это! И представить не мог, как управлюсь с этим стадом, сворой, отарой или как там их правильно называют.

Естественно, тут же поинтересовался, почему его выбор пал именно на меня, на что он, слегка смущаясь и с детской доверительностью, пояснил, что именно моя персона вызывает у него полное доверие и взаимопонимание. Я был несказанно польщен, но… совершенно не знал, как объяснить ему, что подобный род деятельности в мои планы ну никак не входил. Но Леха ничего и слушать не хотел, а продолжал умолять меня выручить его и понаблюдать несколько дней за телятами. По Лешиным словам, все обстояло довольно просто: с восходом солнца нужно всего лишь выпускать телушек из загона, а потом верхом на коне сопровождать их с пригорка на пригорок. В полдень выбрать тенистое место и дать им с часок отдохнуть. А ближе к вечеру, как положено, вернуть обратно в загон и обязательно пересчитать. Не работа, а сплошной отдых, выходило из его слов.

К тому же мне будет выплачена вполне достойная компенсация за труды, и он назвал, сколько примерно получу в денежном эквиваленте. Признаюсь, именно названная им сумма и повергла меня в недолгие раздумья, ибо она равнялась моему месячному заработку сторожа в качестве стороннего наблюдателя при скотском загоне. Этот аргумент перевесил все другие разумные возражения с моей стороны, и сокрытый внутри каждого из нас вечно голодный потребитель предался мечтам о покупке вожделенных товаров. Но не только денежный аргумент сыграл свою роль в моем решении, трудно отказывать в помощи человеку, с которым пережил несколько щекотливых моментов, находясь под пристальным взглядом пусть и невидимых, но реально существующих медвежьих глаз. Даже совместно съеденный пуд соли не идет ни в какое сравнение с пережитым. Короче говоря, не думая о последствиях, дал я свое согласие на временное замещение пастушьей должности.

Алексей, окрыленный этим, тут же повел меня к стаду и принялся живо, как мелочь в кармане, пересчитывать всех наличествующих там особ женского пола по головам. Их оказалось то ли сто двадцать три, то ли чуть больше, но что-то за сотню. Для меня же легче было извлечь квадратный корень из иррационального числа или сосчитать, сколько деревьев произрастает в ближайшем перелеске, чем, не сбившись ни разу, узнать точное число неотличимых одна от другой рогатых голов непрерывно переходящих с места на место телушек.

Ни к селу ни к городу вспомнилась народная мудрость: «За морем телушка полушка, да перевоз алтын», хотя куда-то перевозить вверенных мне телушек вроде и не предстояло. Не знал я, каким алтыном обернется для меня легкомысленное согласие на перевоплощение в привычную, казалось бы, для любого сельского жителя должность пастуха. Но, назвавшись пастухом, живи со стадом. А к этому нужно приучать себя сызмальства, чего в моей биографии, насыщенной разного плана событиями, до сих пор не наблюдалось. И возможно, дожил бы до седых волос без особых потерь для собственного престижа, но, как говорится, черт или кто иной попутал и надоумил вступить на пастушью тропу, оказавшуюся не самой простой из всех ведомых мне профессий. Но обо всем по порядку.

Закончив смотр четвероногого воинства, Алексей стал пояснять, какой корм дает наибольший привес и сколько раз в день нужно отдыхать выпасаемому поголовью. Я с интересом слушал, но память моя отказывалась воспринимать все пастушьи премудрости телячьего воспитания, а потому остановил его лекцию простым и, как казалось мне, вполне естественным вопросом: почему нельзя эту весьма подвижную живность содержать в загоне или где-то еще, привозя им корма по месту жительства. Леха тут же воззрился на меня с нескрываемым удивлением, словно подобная мысль ему никогда раньше и в голову не приходила, пояснив коротко, мол, все это фигня и досужие вымыслы. Я же, наоборот, готов был затеять диспут на эту тему, но он даже слушать не захотел мои доводы, парировав их непередаваемой в письменном виде