Читать книгу "Художник моего тела - Пэппер Винтерс"

class="p1">Ее легкая ухмылка, скрытая за учительским тоном. Ее самодовольные и удовлетворенные глаза.

Убийца любви, похитительница надежд.

Законченный, сука, суккуб.

* * *

— Гил! Пожалуйста, — бросилась ко мне Олин после школы.

Прошло несколько недель.

Я похудел. Я почти не спал. Сейчас я радовался побоям, которые устраивал мне мой отец, потому что это был единственный способ избавиться от боли.

Я сунул руки поглубже в карманы джинсов и зашагал быстрее.

Она побежала за мной и, когда мы завернули за угол улицы, догнала меня.

— Гил, — Олин положила ладонь мне на руку, ее глаза наполнились слезами, губы сжались от напряжения. — Я больше так не могу. Мне нужно знать, почему ты вдруг стал меня избегать.

По ее белым щекам потекли слезы.

— Прости. Я не знаю, что сделала… но я люблю тебя. Мне тебя не хватает, — она подошла ко мне и прижалась лбом к моей груди. — Мне так сильно тебя не хватает.

Я отстранился, освободившись от ее объятий.

— Иди домой, Олин.

Это было хуже всего.

Не иметь возможности проводить ее домой.

Не знать, что она в безопасности.

Не охранять ее от теней и грешников.

Она последовала за мной, ее дыхание перехватило от слез.

— Пожалуйста. Поговори со мной. Я не понимаю, что происходит.

Я молчал.

Она бежала за мной по дороге под стук моих шагов.

— Гил… пожалуйста! — у нее из груди вырвалось рыдание. — Если мы об этом поговорим, то сможем вернуться к тому, как все было.

Это было слишком.

Поверить, что мы могли бы снова быть вместе? Думать, что я мог бы обладать ею, несмотря ни на что?

Это причиняло боль.

Безумную боль.

Я резко повернулся к ней, мои ноздри раздулись от гнева.

— Оставь меня в покое, Олин. Я больше не буду повторять.

Больше никаких прозвищ, начинающихся на О.

Больше никаких встреч после школы.

Все было кончено.

Все.

Она дрожа стояла на тротуаре, открывая и закрывая рот, как будто хотела возразить, но не знала, как. На секунду в ее взгляде вспыхнула ненависть.

И это вырвало остатки моих чувств и швырнуло их в канаву.

Затем Олин бросилась на меня, потянувшись руками к моим щекам и ища губами мои губы.

Я не задумывался.

Просто среагировал.

Я толкнул ее в ответ, и она споткнулась.

Дерьмо.

Дерьмо!

Я дернулся, чтобы ее поддержать, но заставил себя отстраниться.

В последний раз ко мне прикасались и целовали против моей воли. Я полагал, что каким-то образом мне придется справиться с этим насилием, если у меня когда-нибудь появится шанс снова полюбить. Но там, на той улице, я не мог смириться с мыслью о поцелуях Олин.

Не после того, как к моим губам прикасалась Таллап.

Я больше не был чистым.

— Забудь обо мне, — пробормотал я, отворачиваясь от нее. — Просто забудь, что я когда-либо существовал.

* * *

Она обо мне не забыла.

В течение нескольких недель после этого Олин пыталась поговорить со мной бесчисленное множество раз. Загоняла меня в угол в коридоре, заманивала в ловушку в классе, гонялась за мной по территории школы.

И все это видела Таллап; меня тошнило от ее самодовольства. От ее правил мне хотелось выть, лишь бы это поскорее закончилось.

Я хотел уйти.

Сбежать.

Мне начали сниться кошмары в тех редких случаях, когда я действительно спал.

Сны о том, что я связан, на моем теле чужие пальцы, на моем члене чьи-то языки. Мне снилось, что над Олин надругались так же, как над мной. Мне снилось, что мы оба умираем.

Я просыпался в холодном поту, слушая звуки траха в соседней комнате, и жалел, что когда-то влюбился в Олин.

Потому что моя любовь к ней теперь была исковеркана тем, что произошло в том гостиничном номере.

Я ненавидел свое тело.

Ненавидел его реакцию и эрекцию, которая меня приговорила.

Мне было все равно, что меня обманом заставили принять Виагру — все равно это я трахал свою учительницу, и я не мог отделить это от выбора и приказа.

— Гил.

Я завернул за угол у спортзала, чуть не врезавшись в поджидавшую меня там Олин. Она стояла, заломив руки и поставив у ног сумку, под ее усталыми глазами залегли тени.

Я тяжело вздохнул, изображая нетерпение и холодное презрение, хотя на самом деле мне стоило немалых усилий, чтобы не прижать ее к себе и не молить о прощении.

— Я люблю тебя, Гил. Разве это ничего не значит? — Она резко и безрассудно потянулась ко мне.

И снова я просто среагировал. Инстинкты, которые больше не связывали привязанность с любовью, вырвались наружу и причинили боль единственному человеку, которого я хотел обидеть меньше всего.

Привязанность очень дорого мне обходилась. Ценой, которую я больше не мог себе позволить.

Я сомкнул руку на горле Олин и прижал ее к кирпичной стене. Я устал от борьбы, и мне больше нечего было дать.

Нечего предложить.

Я был мертв.

И она заслуживала лучшего.

— Остановись. Просто остановись.

Олин напряглась.

Я застыл.

Время остановилось, пока я причинял ей физическую боль.

Оставлял на ней синяки точно так же, как на мне Таллап.

Я отшатнулся назад, оторвавшись от нее и охваченный отвращением и тревогой.

Черт!

У меня задрожали ноги, и я чуть не упал на землю.

Олин стояла там с распахнутыми от шока глазами и тяжело дышала от страха.

И мы уставились друг на друга.

Уставились с нашей историей и нашей надеждой, зная, что это был момент, когда все действительно закончилось.

Она ничего не сказала.

Я не мог.

Я повернулся и ушел от самой лучшей, от моей единственной, от моей вечности.

* * *

Через несколько недель после того, как я оставил на ней синяк, Олин начала встречаться с Джастином Миллером.

В первый раз застав их вместе, я убежал с территории школы, чтобы не совершить нечто такое, из-за чего мог бы угодить в тюрьму за два преступления.

Увидеть ее с ним?

Я не мог этого вынести.

Не мог этого пережить.

Я сделал три шага к Олин, на языке вертелись слова извинения. Слова о том, как сильно я по ней скучал, хотел ее, нуждался в ней, жаждал ее. Я сделал еще три шага, сжав кулаки, готовый с размаху вмять лицо Джастина ему в череп.

Но каким-то образом, в тумане одержимости и боли, я остановился.

Если бы я сказал Олин, как сильно ее люблю, Таллап разрушила бы ее жизнь и посадила меня. И если бы я избил