Читать книгу "Гарем - Кэти Хикман"

— В общем, вы, наверное, правы. Сначала он меня не заинтересовал. Обычно я работаю с источниками более раннего времени и теми, которые записаны на веллумах. Но в данном случае, к счастью для вас, как оказалось, парень, который обрабатывает материалы позднего периода, сейчас в отпуске и этот пергамент переслали мне. Когда же я стал знакомиться с его содержанием, история заинтересовала меня: английская девушка в гареме Большого Турка, о подобном мне слышать не приходилось. — Ричард обратился к Элизабет: — Потом я заметил кое-какие особенности, что-то, что натолкнуло меня на мысль… Впрочем, лучше посмотрите сами, это легче показать, чем объяснить.

Пальцы молодого человека забегали по клавиатуре.

— Первый этап работы с такого рода источниками в наши дни — это цифровая фотосъемка. Довольно незамысловатая процедура, в результате которой получается вот такое изображение. Видите?

На экране появился четкий фрагмент письма.

— Почерк опытного писца, чувствуется твердая, уверенная рука. — Доктор Эйлис внимательно вглядывалась в экран. — Легко читается. Ну с этим справился бы любой студент. Можете ли вы нам сообщить что-нибудь поинтересней?

— Что касается материала носителя, на котором создан источник, могу сказать, что, несомненно, он был изготовлен в Османской империи. Хотелось бы только отметить одну деталь, которая может вам показаться любопытной: сохранились следы печати, видимо находившейся на первой странице, которая до нас не дошла и ныне является утраченной. Следы довольно четкие, и они указывают на итальянское происхождение. Если быть более точным — венецианское.

— Ах, так вот откуда взялась ваша теория о монахинях. — Элизабет улыбнулась Ричарду и обернулась к руководительнице, поясняя свою догадку: — Помните, в письме было упоминание о том, что на борту корабля находились монахини из конвента Святой Клары в Венеции?

— Прекрасно. Есть что-нибудь еще?

— Вы знаете, действительно есть. Первое, что меня очень удивило, это не содержание письма, а то, как оно было написано. Обратите внимание на широкие поля, оставленные автором. — Ричард указал на оригинал. — А еще более удивительна оборотная сторона пергамента. Она оставлена совершенно пустой! — На экране компьютера появилась вторая фотография. — Как видите, на ней не имеется ни единого знака, она совершенно чистая.

— Что из этого?

— Но пергамент в шестнадцатом столетии был исключительно ценным предметом! Слишком ценным для того, чтобы оставлять его неиспользованным. Как я уже сказал вам, я работаю с источниками, составленными на веллуме, это рукописи, созданные много ранее данного письма. Так вот, эти веллумы имели такую ценность, что монахам случалось соскабливать предыдущий текст, чтобы получить возможность записать какие-то более новые данные.

— Вы говорите о палимпсестах, конечно? — уточнила доктор Эйлис.

— Именно о них. С недавнего времени в нашем распоряжении имеется технология, так называемое получение флюоресцентных изображений, которая позволяет нам видеть уничтоженные ранее тексты. Так сказать, читать между строк.

— И вы хотите сказать, что использовали рентгенофлюоресценцию при работе с этим пергаментом? — Глаза доктора Эйлис загорелись интересом.

— Нет, при работе с ним я ничего не использовал, — рассмеялся Ричард Омар. — Но данная технология подсказала мне саму идею. С этим пергаментом я работал по принципу старого доброго фотошопа. — Едва заметная пауза и замечание невинным тоном: — Хотя с этим справился бы любой студент.

— Принимаю. Ваше замечание справедливо, — торжественно заявила доктор Эйлис. — А теперь будьте хорошим мальчиком и расскажите, что вы тут обнаружили, мы буквально сгораем от нетерпения.

— Так вот, пока я размышлял, к чему было оставлять так много пустого места, мне вдруг пришла в голову мысль, что это место вовсе и не являлось пустым. Метки, нанесенные пером и чернилами, сохраняются прекрасно, как вы сами видите, но если предположить, что они были нанесены с помощью другого инструмента, хоть карандаша, например?

— Вы имеете в виду, что здесь могли иметься карандашные строки и они впоследствии оказались стертыми?

— Совершенно верно. С течением времени знаки, нанесенные грифелем, исчезают сами по себе, но остаются мельчайшие углубления от надавливания его довольно твердым концом. По крайней мере, именно такое явление я часто наблюдаю на веллумах. Как бы то ни было, существует довольно несложный способ разобрать исчезнувшее изображение, для этого надо только подвергнуть носитель облучению волнами различной длины, то есть различных участков спектра, и изучить полученное изображение. Облучение ультрафиолетом мне ничего не дало, но когда я использовал инфракрасное облучение…

Омар на мгновение замолкает, так опытный артист делает короткую паузу перед тем, как предъявить зрителям кролика, вынутого из собственной шляпы.

— И?

Короткий полет пальцев над клавиатурой.

— И я получил вот это.

На экране возникло негативное изображение первоначального текста: по черному фону бежали белые строки письма. Элизабет пристально всмотрелась в них.

— Но они абсолютно идентичны прочитанным нами.

— На этой стороне пергамента — да. Но я говорил об обратной его стороне.

Еще несколько «кликов» по клавиатуре — и на экране вместо пустой страницы внезапно возник новый текст. Едва различимая, почти хаотичная паутина строчек была выведена такими крохотными буковками, что в первую минуту Элизабет не могла разобрать ни слова. Но они, эти слова, были — и сейчас светились перед ее глазами неземным синим цветом, будто нанесенные рукой призрака.

Несколько минут собравшиеся перед компьютером, пораженные, молча смотрели на экран.

— Ну и ну, — первой нашлась доктор Эйлис. — Что же тут написано?

— Мне ничего не различить, — нервно сказала Элизабет. — Вы не могли бы увеличить изображение?

Ричард молча кивнул.

— О боже!

Она почувствовала, как слезы подступают к ее глазам.

— Что? Что там?

— Кажется, это стихи.

— Прочтите же их, Элизабет.

И она начала читать.

Моему возлюбленному Прощальное слово

Когда сыскали наконец мои глаза тебя,

Ты отделен был от моей невольничьей судьбы

Железа ржавой дверью.

К тому же знала я, что больше мне тебя не видеть.

Как сердце бедное мое не разорвалось!

Как слезы горькие не выжгли грудь мою!

Сейчас воображаю я, что рядом мы с тобою.

Всей болью одиночества мечтаю рядом лечь,

Чтоб рассказать о милости жестокой ко мне жизни,

Смягчившей напоследок свой смертный приговор.

Пусть сердце бедное мое тут догорит,