Читать книгу "Шакалота. Птичка в клетке - Елена Филон"

Ласково проводит ладонью по моей щеке и слабо улыбается:

— Лиза, я это все заварил, мне и расплачиваться. Но ты не должна больше в этом участвовать. Ни в какой роли и не под каким шантажом. Я пытаюсь закончить все это дерьмо, но у меня никогда не получится, если ты будешь скрывать от меня подобные вещи. Это было четвертое задание… Какого… — Хочет выругаться, но вовремя замолкает, отстраняется на шаг, запускает руку в волосы и смотрит на торшер с таким видом, будто и его готов в стену запустить.

— Если бы Вероника мне вовремя не позвонила…

— Хватит говорить о Веронике, — сама от себя такой жесткости в голосе не ожидала. И Макс, судя по выражению лица, тоже.

— Я только благодаря ей успел.

— Хорошо. Если хочешь, я наплюю на ее мотивы и позже еще раз поблагодарю. Просто не говори о ней хотя бы сейчас.

— Ты повела себя, как идиотка.

— Да. И это все, что я могла.

— Нет, не все. Ты должна была… обязана была рассказать все мне, — повышает голос, и мой голос автоматически звенеть начинает:

— Как ты можешь упрекать меня в этом, если и у самого полно секретов?

Делает шаг вперед, лицо багровеет:

— Если я что-то и скрываю, то только ради твоего же блага.

— Правда? — мрачно усмехаюсь. — А я, по-твоему, ради чего тебе правду не рассказала? Не по той ли же причине?

— Это не одно и то же, Лиза.

— Не надо меня сейчас отчитывать.

— Это не одно и то же, — не слышит меня. — Я втянул тебя в игру, мне и отвечать. МНЕ — НЕ ТЕБЕ.

— Да, но не отбитой головой.

— А чем? Твоим здоровьем? Заплывом в ледяной воде? Какой на хрен заплыв с твоим больным сердцем?

— У меня не больное сердце, — выкрикиваю что есть мочи и резко замолкаю. Тяжело дышу, бреду к кровати и опускаюсь на край. Провожу ладонями по разгоряченному лицу, пытаясь прийти в чувства, и делаю вид, что не замечаю, как Макс сверлит меня взглядом. Делаю вид, что и не сказала только что ничего такого, что собиралась сказать ему при совершенно других обстоятельствах.

— Что? — наконец выдыхает. А я продолжаю упрямо молчать и закипать от десятков бушующих во мне эмоций, пытаюсь не давать им волю.

— Лиза… То есть как… ты не больна?

— У каждого свои секреты, разве не так, Макс?

— Не понимаю… — неуверенно посмеивается, заведя обе руки за голову. — Ты сейчас прикалываешься надо мной? Ты… это что, все ложь была?

— Нет. Я просто не говорила тебе всю правду. — Голова идет кругом. Эта ночь определенно выйдет для меня боком. Ни на что больше сил не осталось. Ум за разум заходит.

— Черт… Я сейчас двинусь, — говорит сбитым с толку голосом. — Мне надо покурить. — Но с места не двигается, глаз с меня не сводит.

— Помнишь, когда на вечеринке в доме Светлаковой ты толкнул меня на стол к Оскару?

Молчит.

— Я знаю, что это был ты.

— И что? — хрипло.

— Тогда все подумали… что я — психичка какая-то, раз грудь не могу показать. — Усмехаюсь и встаю на ноги. — Нет — все до сих пор так думают. Какие только не ставят мне диагнозы. Говорят: то я развлекалась за границей, то лечиться ездила…

— Мне плевать, что они говорят.

— Да, но в чем-то они правы. Я теперь… не совсем нормальная. У меня есть кое-что, что никогда не позволит мне стать… обычной, понимаешь?

Расстегиваю мастерку, снимаю и бросаю на пол. Макс провожает мои действия без какого-либо выражения, лицо будто застыло, только глаза… как всегда выдают его. Сейчас он явно не понимает, что происходит. А я даже не уверена, готов ли он к тому, что я хочу ему показать.

Сжимаю в кулаках край футболки, собираясь снять и ее, но замираю на несколько секунд в ожидании, что остановит, что-нибудь скажет… но Макс молчит. Просто смотрит мне в лицо, без единой эмоции, будто провалился куда-то во времени.

— Пятнадцать месяцев назад… — выдавливаю из себя по слову, дрожу так сильно, как никогда раньше, кажется, даже ног не чувствую. Снимаю через голову футболку и отправляю вслед за мастеркой, оставаясь в простом хлопковом лифчике. — Пятнадцать месяцев назад мне сделали… это. Можешь, — тяжело сглатываю, — можешь опустить глаза.

Еще некоторое время Макс упрямо продолжает смотреть мне в лицо, и наконец, медленно опускает взгляд ниже, скользит им по шее, а затем по груди — по толстому, еще не успевшему побелеть шраму, который останется со мной до конца жизни после операции по пересадке сердца.

Глава 17

— Гипертрофическая кардиомиопатия, или ГКМ. У меня обнаружили ее еще в детстве. Коротко говоря — сердечная мышца утолщалась, что могло привести к закупорке. Люди, больные ГКМ находятся в группе повышенного риска внезапной смерти.

Но многие могут жить вполне нормальной жизнью, не испытывая неприятных симптомов. Кому как повезет, — горько усмехаюсь. — Мне… мне не очень повезло, требовалась трансплантация, я стояла на очереди на донорское сердце… И… и еще… еще я не знаю, что теперь думать, потому что ты… Просто скажи хоть что-нибудь, пожалуйста, не молчи. Я чувствую себя… Так и знала. Боже. О чем я только думала?

Подхватываю с пола футболку, спеша поскорее прикрыть уродство, как Макс ловит меня за руку, выхватывает майку и бросает ее обратно на пол. А я даже в глаза ему взглянуть не могу. Опускаю голову, позволяя рваным прядям прикрывать лицо и прятать слезы позора.

Я десятки раз проигрывала в голове эту сцену. И примерно так оно все и было: мне неловко, а он… а Макс не знает, что сказать. Растерян, шокирован?.. Теперь это не имеет значения. Ничего уже не имеет значения.

Шрам на моей груди останется со мной до самой смерти. Толстый, длинный, еще даже не побелевший. И теперь Макс знает все. Мне больше нечего от него скрывать. Вопрос теперь в том — нужна ли ему девушка с такими проблемами?

— Так ты поэтому пьешь лекарства? — наконец говорит: спокойно, тихо.

— Мне до конца жизни их пить, — не могу поднять голову. — Плюс… Да не важно.

— Что? Говори. Говори, Лиза.

— Плюс… после пересадки частота сердечных сокращений никак не хочет нормализоваться, вот что.

— И что это значит?

Слабо пожимаю плечами, прожигая взглядом футболку на полу, которую непреодолимо хочется надеть.

— Это значит, что еще не все в норме.

— Но все же нормализуется? — Не могу понять тон его голоса, будто издалека слышу.

— Не знаю, — отвечаю честно.

Тишина в комнате становится давящей, как вдруг Макс отпускает мою руку и дотрагивается холодными кончиками пальцев до шрама. Дергаюсь от неожиданности, отступаю назад и смотрю на Макса растерянным, лихорадочным взглядом. Просто… это слишком… неожиданно… я до ужаса смущена, чувствую себя абсолютно голой и уродливой.