Читать книгу "Русская сила графа Соколова - Валентин Лавров"

Дорогой гость

Было единственное место, где матрос мог чувствовать себя хорошо и в относительной безопасности, — в семье Гиляровских. Дед Гиляровский некогда управлял имением Светелки, принадлежавшим некой Наталии Назимовой. Его сын Алексей Николаевич окончил семинарию и был помощником управляющего лесным имением графа Олсуфьева.

Но вот Алексей Николаевич получил хорошее место чиновника в губернском правлении, и вся семья собралась в Вологде.

Однако на лето дед забирал с собой шаловливого и быстро развивавшегося умственно и физически внучонка Вовку и отправлялся в Светелки — чудное место, окруженное дикими, нетронутыми лесами, полными зверья и птиц, с водоемами, кишевшими рыбой.

Сюда и прибыл однажды замечательный матрос. Легко догадаться, что это сухопутное путешествие стоило многих морских: стольких опасностей удалось ему избежать, такой выносливости, такой смекалки потребовалось, чтобы в лесных дебрях без карты и компаса отыскать Гиляровских, которых он знал и любил еще с молодых лет.

Василий предстал в совершенно диком виде — обросший, с всклокоченной бородой, искусанный мошками, с телом исцарапанным и отощавшим. И все же он выглядел вполне еще богатырем, и грудь победоносно охватывала вылинявшая и пропитанная потом тельняшка. Невозможно было понять, как его не схватили те, кому надлежит следить за правопорядком, и как ему удалось отыскать Гиляровских.

Как бы то ни было, но встреча была радостной и по-русски гостеприимной. Для Югова протопили баню, где лед и Вовка изрядно отходили его березовыми вениками, причем малец норовил врезать покрепче.

Василий блаженно кряхтел на полке и тяжело переворачивался с живота на спину:

— Еще, еще…

Жизнь привольная

Потом разомлевшего, отмывшегося матроса стали одевать. Лед — не японец, был корпуленции могучей и человеком замеса крутого, роста саженного, в груди неохватный, вот и отдал он матросу свои порты да рубаху плисовую. На ноги удобно пришлись лапти ношеные, в ходу легкие. (Вскоре отец, гостивший в Светелках и уезжавший в Вологду, вернулся с роскошным подарком — хромовыми сапогами, сшитыми по мерке на ногу матроса. Привез он ему и другую одежду.)

Повариха Дуняшка, рано овдовевшая солдатка и томившаяся от собственного могучего здоровья, зажарила целого ягненка, уставила стол солеными грибками, холодцом, огурчиками, капустой и множеством других вкусных и обычных продуктов русской деревни. Лед водрузил на стол бутыль медовухи.

— Спасибо вам, Дуняша! — деликатно говорил млевший от любовного восторга моряк, откусывая от стрелки зеленого лука. — Благодарю за ваше приятное угощение. — И он останавливал долгий взор на ее широких бедрах.

— Чего уж там! — млела Дуняшка, и ее необъятный бюст колыхался, словно океанская волна в предвестии шторма.

Дед и отец добродушно посмеивались, наблюдая Дуняшкино волнение. Матрос рассказывал о том, как живут люди в Японии и Китае, что пьют нагретую на огне водку, а едят там ростки бамбука — есть такое тощее дерево, — лягушек и плавники акулы.

Под именем чужим

Еще прежде решили: во избежание неприятностей навечно забыть имя — Василий Югов, но новое придумать не успели. И вот здесь произошел конфуз.

— Как, сударь, величать изволите? — спросила Дуняшка, ставя на стол очередную смену еды и питья.

Вопрос был неожиданным. Даже бесстрастное лицо матроса потеряло на мгновение обычное свое спокойствие, и он едва не поперхнулся груздем.

— Ты зови, милая, его по фамилии, — проговорил старик Гиляровский.

— А какая ему фумилия? — продолжала с бойкостью Дуняшка.

— А фамилия ему Китаев, — нашелся старик.

— Матрос Китаев, — наставительно сказал только что перекрещенный гость.

— Ой, — чуть не присела с подносом Дуняшка. — Какая-то нерусская. Вроде китайского чая.

— Чего с него взять? — Старик махнул рукой. — Он и сам из Китая.

За столом все так и прыснули со смеху, но гость обрел имя, и теперь до конца его бурной жизни все называли его — матрос Китаев. Будем и мы теперь называть его так.

Сельский народец скоро привык к Китаеву и полюбил за незлобность характера, за удивительное трудолюбие, за необыкновенную силищу. Обычной его хозяйственной заботой стала помощь Дуняшке. Он таскал ей ведрами из колодца воду, рубил дрова.

Педагог в тельняшке

Привязался к Китаеву и юный Гиляровский — малолетний Вовка. Он норовил помочь матросу во всех его делах, даже напарником за пилу становился, укладывал в поленницу дрова, таскал из ледника крынками молоко, до которого Китаев был большой любитель.

За это матрос учил Вовку разводить под дождем костерок, определять по звездам стороны света, рассказывал перед сном о чужедальних странах, о дивных землях и людях.

Вовкин отец заметил эту дружбу. Сидя как-то на закате теплого сентябрьского дня на крылечке дома и безмятежно раскуривая трубочку, Алексей Николаевич обратился к Китаеву с неожиданной речью:

— Как мать умерла, на Вовку никакого удержу нет…

Подошедший дед добавил:

— Разболтался совсем малец. С восьми лет без матери…

— Баловник! — подтвердил Алексей Николаевич. — То на крышу заберется, то драку затеет.

— Вчера один ушел в лес, только к вечеру домой вернулся, — огорченно вздохнул дед. — Ведь медведь в два счета задерет, нынче прорва их развелась. Ты, Лексей, глядел бы за Вовкой…

— Углядишь за ним!

Помолчали. Вздохнув, Алексей Николаевич решительно принялся за дело:

— Воспитывай Вовку, будь дядькой, что ль, при нем. Учи тому, чего сам знаешь.

Дед решил побалагурить:

— Кроме дел с Дуняшкой! Подрастет — сам научится.

— Ну, что молчишь?

Китаев спокойно проговорил:

— Можно!

Никто толком не знал, чему и как Китаев будет учить Вовку (который, кстати, уже умел бойко читать и знал письмо, это была дедова наука). Но решение состоялось и было объявлено Вовке, явившемуся с фингалом на скуле после очередной потасовки с соседскими ребятами.

Вовка вытаращил в восторге глаза, запрыгал, заскакал и заорал на всю округу:

— Ура-а! Китаев, давай учи меня, учиться хочу у Китаев а!

Первые уроки

Не смеем утверждать, что новоиспеченный воспитатель в совершенстве изучил педагогические сочинения светочей науки Яна Амоса Коменского или Константина Ушинского. Но досконально известно: в сердцах этих двух не испорченных цивилизацией существ давно возникла взаимная симпатия, которую они были рады укрепить деловым сотрудничеством.