Читать книгу "Вихри Валгаллы - Василий Звягинцев"

Шульгин все продумал с наивозможнейшей тщательностью. На ближайшем к Иркутску со стороны Москвы разъезде оставил паровоз с одним вагоном и десятью офицерами охраны. Бронепоезд продвинул по главному пути прямо к пассажирскому перрону. В случае необходимости он будет прикрывать отход. Его 4,2-дюймовые пушки, если потребуется, разнесут половину города. Свой поезд он загнал на боковую ветку сразу за выходным семафором. Приказал загрузиться углем и водой под завязку и держать пар на марке. Поставил боевую задачу непосредственным исполнителям.

О подлинной цели их прибытия сюда знали только Кетлинский, Мальцев, Кирсанов и еще трое. Остальные офицеры-рейнджеры получили более-менее убедительные легенды и подробную диспозицию.

Командиру бронепоезда, убежденному троцкисту и тоже военному моряку, хотя и не офицеру, а бывшему гальванеру с линкора «Полтава», было сказано, что в местном Совете окопались предатели, возможно, кое-кого придется «изъять». Это не расходилось с инструкциями, которые тот имел непосредственно из Центроброни, и Шульгин был спокоен. Выделенный для сопровождения экспедиции сотрудник Агранова должен был нейтрализовать местное отделение Трансчека. Там же Шульгин, предъявив свой мандат, получил для выполнения специального инспекционного задания два автомобиля.

Согласно хранившимся в сейфе Трилиссера документам, имитация расстрела и дальнейшее содержание Колчака в заключении поручались лично председателю Сибревкома Смирнову, члену Иркутского ВРК Чудновскому и председателю ЧК Васильеву. Во избежание утечки информации каких-либо иных лиц, независимо от занимаемой должности, ставить в известность о дальнейшем существовании в природе «объекта № 27» категорически запрещалось.

С Васильева, учитывая его анкетные данные, и решили начать операцию.

На работе товарища Васильева не оказалось. Утомился он, поехал отдыхать домой. Адрес дежурный сказал не сразу.

— Не положено. На месте начальники оперативного и секретно-политического отделов, а также комендант. К ним и обращайтесь.

Пришлось Шульгину, кроме удостоверения московской ЧК, предъявить и здесь специальный мандат, подписанный лично новым начальником ОГПУ Аграновым.

— Ты понимаешь, товарищ, у нас крайне важное дело непосредственно к Васильеву. О нем не должен знать больше никто. И о нашем приезде ты тоже должен молчать. Иначе — сам знаешь…

Дежурный подтянулся, проникся серьезностью момента (слух о последних событиях в столице дошел и сюда), подробно объяснил и даже коряво нарисовал, как проехать.

Этот чекист, немолодой уже мужчина с внешностью культурного мастерового, в круглых маленьких очках, когда Шульгин с сопровождающими вошел в комнату, пил чай из большой фарфоровой кружки. Пока с ним говорили, все время на нее поглядывал, боялся, что остынет. Да и то, буржуйка грела плохо, в окно сквозил ледяной ветер. Дождавшись, когда дежурный на секунду отвернется, Сашка неуловимым со стороны движением опустил в чай крупинку чуть больше спичечной головки. Поблагодарил товарища, мягко улыбнулся и вышел. Только за дверью задержался ненадолго, проследил, не вздумает ли чекист позвонить куда-нибудь по телефону. Нет, желание согреть живот и руки оказалось сильнее бдительности.

Значит, все в порядке. Через несколько минут у «пациента» вдруг возникнет сильное головокружение, и он потеряет сознание. Ненадолго. Очнется с симптомами, похожими на тиф или малярию, а заодно и потеряет память. На неделю, может, на две. Если сильно не повезет — совсем. Зато никому не расскажет, что приезжие товарищи интересовались секретным адресом.

Из обильно читанной в свое время шпионской литературы, Юлиана Семенова в особенности, Сашка знал, что прокалываются обычно на мелочах. Как, например, непродуманный контакт с особо охраняемым эсэсовцем Либо в «Майоре Вихре» чуть не провалил всю операцию по спасению Кракова.

Товарищ Васильев жил в кирпичном двухкомнатном домике, целый квартал которых тянулся позади закопченных корпусов какой-то фабрики. Задолго до революции их построил для своих рабочих хозяин. Лицемерная забота коварных капиталистов о «рабочей аристократии», имеющая целью внести раскол в борьбу пролетариата за свои права.

Очень удобное место для намеченной акции — стены толстые, окошки маленькие, улица безлюдная, депо неподалеку, паровозы то и дело гудят.

Главный чекист только что проснулся. До того двое суток не спал — совещание с сотрудниками, совещание в губкоме, заседание продкомиссии, выезд в Хомутово, где имели место выступления несознательных элементов на почве неправильного понимания новой экономической политики, да несколько важных допросов, да ночной расстрел кулаков, подозреваемых в пособничестве белым партизанам… На стук в дверь вышел в нательной рубахе и синих галифе, заправленных в толстые шерстяные носки, крашенные фуксином.

— Вы ко мне, товарищи? Откуда, по какому делу? Почему в комиссии не подождали? Я предупредил, что к обеду буду…

Вежливо, но с уверенностью, не позволившей хозяину закрыть дверь перед носом нежданных гостей, Шульгин и Кирсанов, обмахнув веником рыхлый снег с сапог (чтобы не насторожить раньше времени — люди, пришедшие не с добром, такой ерундой себя не затрудняют), вошли в холодные сени. Вдоль стен кадки с домашними соленьями. Семейный, выходит, человек и хозяйственный, даром что из интеллигентов.

Еще трое офицеров и гардемарин Белли, которого Шульгин специально взял с собой, имея на него особые планы, одетые разномастно, но так, что видно было — это люди, причастные к власти, причем к ее военизированным структурам, остались ждать в длинном сером «ганомаге» с поднятым верхом.

— Пригласил бы в дом, товарищ, неудобно тут разговаривать, и подзамерзли мы, — по-свойски сказал Шульгин, роясь во внутреннем кармане бекеши. — А мандатик наш вот…

Сели в кухне, рядом с большой теплой печью. Раздеваться не стали, только расстегнули пуговицы и сняли шапки. Из комнат, отделенных узким коридором, доносились детские голоса. Кажется, две девочки. Или три.

Васильев внимательно, даже, кажется, дважды прочитал короткие машинописные строчки. Встал, плотно притянул дверь. Кирсанов тут же достал папиросы, не спрашивая, закурил. Хозяин посмотрел на него неодобрительно, однако замечания не сделал.

— Так. Понятно. Что требуется от меня? — Голос его едва заметно дрогнул.

«Опасается, — подумал Шульгин. — Должен понимать, что хранители грязных тайн все время под богом ходят. Или не уверен, сочтет ли его новая власть по-прежнему достойным доверия и должности…»

— Объект двадцать семь. Имеем приказ забрать и этапировать в Москву.

На этот раз щеточка усов не дрогнула, и глаза остались безразлично-пустыми.

— О чем это вы, товарищ? Не понял.

— Не понял? — с интересом протянул Кирсанов. — Как же ты, такой непонятливый, в Чека работаешь?

Классовым чутьем и опытом большевика с дореволюционным стажем Васильев сразу угадал в жандарме его бывшую профессию. Но в окружении Троцкого таких персонажей всегда хватало. За что и ненавидели предреввоенсовета, а ныне диктатора истинные «бойцы ленинской гвардии». За что и освистывали его выступления в период острой внутрипартийной борьбы 24–27 годов, дружно выслали его сначала в Алма-Ату, а потом за границу. Предпочли бы расстрелять, конечно, да тогда еще такие формы борьбы между «своими» не практиковались.