Читать книгу "Жанна Ланвен - Жером Пикон"

Кутюрье работала и с иностранными режиссерами. В 1937 году она участвовала в создании музыкального фильма «Художники и модели за границей» Митчелла Лейзена[722]. Ее костюмы наряду с творениями Люсьена Лелонга, Пакена, Мэгги Руфф, Ворта, Аликс, Скиапарелли и Пату отобрала для самых ярких сцен фильма голливудский костюмер Эдит Хэд[723].

Появление поставщиков

Имя Ланвен все также гремело в театральном мире. Кроме костюмов для театральных постановок, Жанна, как и раньше, пользовалась огромным успехом у популярных актрис, иногда выступая их единственным личным модельером. Габи Морле[724], Валентина Тессье[725], Элен Пердриер[726], Югетт Дюфло[727], Люсьена Богер[728] красовались в нарядах от Ланвен на всех главных сценах столицы, в театрах «Гимназ», «Сен-Жорж», «Дезар».

Задачи Жанны и степень ее участия в постановке, конечно, зависели от более или менее четких требований постановщика, но все же, шла ли речь о создании оригинальных костюмов, о настоящем творчестве, о реконструкции исторического костюма или же просто об исполнении заказа по уже существующим эскизам, модный Дом Ланвен всегда оставался главным и незаменимым поставщиком для театров, что оставалось самым важным для Жанны. Возникшая в 1920-е годы тенденция продолжала жить, и иногда спектакли превращались в настоящие модные дефиле, все детали которого зрители узнавали из программок. Один только спектакль «Сливки общества», шедший в 1934 году в театре Мишодьер, чего стоит. В программках давалось детальнейшее описание нарядов и внешнего вида актрис, вплоть до нижнего белья и косметики: «Художественное оформление пьесы выполнено Жаном-Мишелем Франком[729]/ все вечерние платья, 2-й акт, созданы Жанной Ланвен (…) / туфли мадам Иоланды Лаффон заказаны у Лубьера, / бульвар Бомарше, 32, / во 2-м акте она носит белье от Гатино (…) / духи и румяна от Любан», и т. д[730].

Программка, естественно, служила прекрасной рекламной брошюрой для всех упомянутых домов моды, ателье и парфюмерных магазинов. Участие в деятельности больших национальных театров укрепляло профессиональную репутацию Жанны и развлекало ее, но рассматривалась лишь как дополнительная работа. Правда, она вдохновляла на создание новых моделей для коллекций, заставляла размышлять о стилях одежды, истории костюма, о новых тенденциях в моде и, естественно, пополняла ее огромную библиотеку.

На бульварах для «французов»

Не кто иной, как Жан Лабюскьер, 10 августа 1936 года, в половину первого ночи позвонил Эдуару Бурде, чтобы сообщить о том, что правительство Народного фронта предлагает ему занять должность директора «Комеди Франсез».

Вполне понятное назначение, поскольку Бурде не исповедовал левых взглядов. Видимо, такое решение приняли для того, чтобы положить конец затянувшейся деятельности Эмиля Фабра[731].

Фабр возглавлял театр с 1915 года, и под его вредоносным покровительством театральная рутина достигла опасного предела. Здесь чтили только традиции, правила, этикет и условности. В распределении ролей и выборе постановок сама идея каких-либо перемен сталкивалась с прерогативами личного выбора администрации. Пьер Бриссон рассказывал, как постоянные исполнители главных ролей «множество раз за сезон вновь и вновь встречались на одной сцене. Каждый исполнял свой номер. После чего разгримировывались, считая формальности законченными»[732]. Количество зрителей все сокращалось, постоянные посетители исчезали один за другим, и на их месте никто новый не появлялся. Денег не хватало.

Легендарное место мрачнело и приходило в упадок, а публика от уныния переходила уже к насмешкам.

Очевидно, театр переживал поворотный момент в своей истории. Кокто смело брался за постановку своих пьес в доме Мольера: «Не будем говорить, что “Комеди Франсез” – такой же театр, как другие, просто лучше других оборудованный, обрамленный золотом и привлекающий публику, более жадную до чувств, чем до сенсаций. Его сцена остается единственной, на которой можно сыграть один акт»[733] – имелась в виду одноактная пьеса. Но появились кинофильмы, сначала немые, а потом звуковые, кино изменило вкусы и запросы публики, что стало причиной возрождения более замысловатых театральных сюжетов и постановок.

Возглавив «Комеди Франсез», Эдуард Бурде рассчитывал на помощь бывших участников «Картеля» – Луи Жуве, Шарля Дюллена, Гастона Бати[734] и Жака Копо[735], на плечи которых и возложил постановку великих пьес национального театра XVIII и XIX веков. Первым спектаклем новой эпохи стала пьеса Корнеля «Комическая иллюзия» в постановке Жуве. Восторг публики немедленно вернул теару былое положение, и Бриссон мог уже сказать, что «стало модным отправляться в “Комеди”, театр стал считаться второй Оперб, считалось хорошим тоном появляться здесь, а вскоре эти посещения стали доставлять истинное наслаждение. На премьерах публика словно попадала на вечера Этьена де Бомона. Прекрасные слушательницы открывали для себя “Мизантропа”[736], зачарованно слушали Эстер[737] и “Аталию”[738] и чувствовали себя счастливыми, что смогли насладиться произведениями, которые считали достоянием исключительно ушедших поколений. Некоторые экзальтированно восклицали: “Я вчера смотрела «Филантропа», прелесть!..” Снобизм расцветал, доходы росли как на дрожжах»[739].