Читать книгу "Кошки ходят поперек - Эдуард Веркин"

Я постоял какое-то время на пороге.

В подъезде было все так же чисто, будто люди до сих пор тут жили. Это было неприятно, я поспешил подняться на второй этаж.

Дверь в квартиру Гобзикова была открыта, я постоял на площадке, затем проник внутрь.

Квартира Гобзикова напугала меня еще больше. Все вещи оставались на своих местах. Посуда, книжки, одежда, засохшие цветы, посреди большой комнаты раскрытый чемодан. Почему-то с галстуками. Целый чемодан галстуков. Как языки. Галстуки есть, а кому их носить, непонятно. Хозяева будто просто взяли и ушли.

Испугались и ушли.

И стены все те же... Везде гвозди. Тысячи вбитых гвоздей, даже на потолке.

Я заглянул в комнату самого Гобзикова. Ничего выдающегося. Комната как комната. На стене за старым шкафом рисунки. Танки, дом с трубой, луна с ракетой, еще что-то. Обычные рисунки. Почему-то за шкафом висят.

Я подумал и понял.

Гобзиков вырос, ему было уже немножко стыдно за свои рисунки, но снять их со стены – это означало предать самого себя. И Гобзиков спрятал их за шкаф.

Хотя друзей у него не было, кто бы мог эти рисунки увидеть?

Я стоял, смотрел на рисунки, потом вернулся на улицу.

Шпанюки увлеченно курочили уже покореженную технику, добывали из нее какие-то детали и кидали в стоящий на огне котелок. Разрабатывают цветной металл, догадался я.

Подошел поближе.

Шпанюки посмотрели на меня с опаской – а вдруг конкурент? Но потом решили, видимо, что коммерческой угрозы я не представляю. А может, тоже узнали.

– А почему пожар случился? – спросил я.

– А, эта Гобзикова подожгла, – сообщил первый. – Свиханутая которая, ну, Гвоздика. Одурела совсем, залила все бензином и подпалила. У них же все семейство дурацкое, что с них ожидать хорошего? И вообще, надо весь Берлин давно сжечь...

– Надо. Только психов больше нет, – подхватил второй. – Гобзиковы последними психами тут были. Настоящие психи! Все. Наследственные.

– Ну да... – кивнул я. – Семейный бизнес. Отец, брат, дед...

– Какой брат?

– Ну, Гобзикова брат, – сказал я. – Который вот этот сарай построил...

– Да не было никогда у Гобзика брата никакого, – сказал один из них. – Никогда не было. А сарай этот еще до них построили. Тут же какой-то мутило жил, изобретатель...

– Изобретатель? – спросил я.

– Ага. Все что-то изобретал, все что-то писал...

– Он не изобретатель был, а землемер, – возразил второй. – Землю мерил. В бинокль на нее смотрел, мерил и в планшетку записывал. Тоже дядя с вывихом.

Шпанюк покрутил у висков обеими руками.

«Ну да, – подумал я. – С вывихом. Все вокруг с вывихами. С ложными в голове суставами. А я нормальный».

– Наша мама говорила, что он везде ходил с планшеткой и с ребенком.

– С ребенком?

– Угу, – подтвердил шпанюк. – Он его в рюкзаке носил за собой. Ребенка.

– А как его звали? – зачем-то спросил я, не знаю зачем.

– Кого? – дружно не поняли мои собеседники.

– Землемера?

– А фиг его знает. Помер он прямо там...

Первый шпанюк указал пальцем на гобзиковские окна.

– Помер, а как раз лето было, все уехали, – сообщил первый шпанюк. – Помер и лежал, а мальчишка его маленький так два дня рядом с телом и проторчал. Когда его нашли, то еле откачали. Потом в их квартиру долго никто не заселялся, думали, что там проклятие... Даже барахло боялись вывозить – так там все и валялось, все эти бумаги. И железяки его в сарае никто не трогал. А потом квартиру Гобзиковым дали. Гобзик тоже дурачок оказался, сначала это барахло разбирал, а потом начал всякую байду придумывать – про дедушек-бабушек, про братьев разных небывалых... И съехал. А может, и раньше свиханутый был, в мать свою. В нашем доме почему-то одни дураки живут.

– Дураки, – согласился шпанюковый брат. – А деда точно не было. У Гобзикова в смысле. Мне мама гворила, что эта Гвоздика сирота и все они безродные, а у самого Гобзика только мать и дядька. А Гобзик всем гнал, что у него дед летчик-истребитель.

– Истребитель тараканов, – пошутил первый.

Шпанюки засмеялись.

Я должен был удивиться, но не удивился. Внутри было как-то тупо, и пусто, и нехорошо. И я еще вспомнил, что все эти истории... что они сразу мне показались какими-то придуманными, что ли, что-то неправильное в них было. А теперь вот так просто я вдруг понял, что именно. Время. В рассказе были несостыковки во времени. Если его деда забрали на войну в сорок втором, то сейчас бы его отцу должно было быть много за шестьдесят. Если вычесть возраст Гобзикова, даже если вычесть возраст его возможного брата, то все равно мать его выглядела молодо. Хотя всякое бывает, кто-то из великих, кажется, Гёте, тоже все время на молоденьких поженялся, тут точно не скажешь...

Я подобрал с земли палку и принялся ворошить обломки. Ничего не искал, просто ворошил, тупо, уже не думая. Люди очень часто делают бессмысленные вещи. Бессмысленные вещи успокаивают не хуже, чем отгрызание ногтей или ковыряние в носу.

Переворачивал подпаленные доски, под одной блеснула полоса. Я наклонился и обнаружил, что это сплавившаяся оловянная гарда шпаги. И в ней уже слабо угадывались очертания кашалота и морского дракона, просто кусок олова. Я выковырял олово из земли. Хотел взять с собой, но олово было слишком грязное, я скомкал его в кусок.

– Тут будут торговый центр строить, – почему-то с гордостью сказал тот, что заведовал плавкой.

Я посмотрел на него, а затем кинул олово в котелок. Олово булькнуло и ушло на дно, ртутная поверхность зеркально блеснула и тут же затянулась серой пленкой.

Через три дня я собрал вещи и отправился в древний город на берегу Волги. Когда-то в городе было сорок сороков церквей, а сейчас там построили большой чипсовый завод. Я ехал на автобусе почти сутки, и это оказалось не самое веселое путешествие. Лето было сухое, даже август сухой получился, днем автобус шел через дым от горящей травы, ночью вокруг дороги тянулись пугающие, похожие на стрелы, огненные полосы.

В колледже мне понравилось.

Во-первых, все в колледже оказались помешанными на авиационной технике и занимались только ею. Мне тут же поручили разработку лонжеронов нового самолета, и я начал изучать проблему, в которой совершенно не волок. Сначала мне было ужасно скучно, затем я втянулся, а через три месяца с удивлением обнаружил, что работа мне нравится. И что я чувствую себя членом коллектива. И что мне как-то даже легко.

Во-вторых, из окна квартиры, где я обитал, была видна Волга и монастырская крепость на противоположном берегу, по реке шли гигантские белые теплоходы, и это было тоже здорово.