Читать книгу "Повод для паники - Роман Глушков"

Когда в глазах слегка прояснилось, я увидел Ахиллеса, осторожно подкрадывающегося ко мне с ракетницей наперевес. Не отдавая себе отчета, я инстинктивно прицелился в него из «метеора» и нажал на спуск. Чуда не случилось – баллиста была пуста. Блондин этого, правда, не знал и потому метнулся вбок, однако выстрелить не успел – вовремя заметил, как я в сердцах отшвыриваю разряженный магазин и судорожно стучу по кобуре, стараясь извлечь запасной. А его-то у меня как раз и не было. В противном случае магазин вообще не пришлось бы искать – кобура сама выплюнула бы боеприпасы мне в ладонь.

Понаблюдав за этой сценой, капитан «Всадников» сразу же утратил страх, расхохотался в голос, расправил плечи и двинулся ко мне в полный рост, ничуть не опасаясь обездвиженного и обезоруженного врага.

– Моли о пощаде, Гроулер! – продолжая победно смеяться, потребовал Ахиллес. – Моли, пока есть время, потому что я не собираюсь оставлять тебя в живых. Ты первый заговорил о чести и сейчас увидишь, как она будет восстановлена. Клянусь памятью учителя, если не попросишь пощады, я прикончу тебя так же, как ты прикончил его! Моли, это твой последний шанс!

Я тем не менее унижаться перед победителем не хотел, впрочем, и умирать тоже. Вместо мольбы я протянул руку к торчащей из-за плеча рукояти топора и выдернул его из фиксаторов кобуры. Признаться, давненько не доводилось общаться со своим молчаливым стальным спутником, с которым мы были неразлучны едва ли не с первого дня Жестокого Нового Мира. С тех пор как я благодаря дяде Науму вернул себе «форсбоди», топор всегда находился со мной в универсальной кобуре. Выглядывающее из кобуры топорище смотрелось смешно и нелепо, но только не для меня и Кауфманов, знавших подлинную цену этому древнему инструменту.

Вот и сейчас, завидев у меня в руке топор, Ахиллес разразился таким хохотом, что его, наверное, расслышали даже в соседних с Пирамидой высотках. Неудивительно: я бы тоже смеялся, глядя, как поверженный враг не знает, за что ухватиться, и потому в отчаянии хватается за все подряд.

– Посмотрел бы ты на себя со стороны, – отсмеявшись, процедил сквозь зубы Блондин и сплюнул. – Как же ты жалок, Гроулер! И этот позор сейчас видят все, даже твоя команда… – Он постучал пальцем по своему инфоресиверу. – Я позаботился об этом. Очень скоро наш бой увидят и твои поклонники. Им тоже будет над чем посмеяться.

Ахиллес приближался. Я и не сомневался, что он устроит из моего поражения публичное шоу. Чемпионский синдром, которым в свое время страдал и капитан Гроулер: триумф должен быть запоминающимся – это закон жанра. Царствующий чемпион Ахиллес не собирался отступать от законов жанра и здесь, благо моя беспомощность способствовала этому. Все вполне естественно и предсказуемо. Блондин обмолвился, что приготовил для меня ту же смерть, которой я казнил бедного Спайдермена. Мой противник работал на публику, и я даже мог предсказать сценарий, который он намеревался разыграть. Свернуть шею – это кульминация, а перед этим мне предстояло сначала выслушать приговор и только потом подставить голову под добивающий удар. Зуб за зуб, око за око – каноны высшей справедливости…

Ахиллес приближался. Глядя на него, я уже отчетливо слышал хруст своих шейных позвонков. Не выпуская топора, я смотрел Блондину прямо в глаза, а получалось, что не только ему, но и остальным реалерам, подключенным к системе связи. Вполне вероятно, что сейчас меня видел и дядя Наум – обыкновенный пенсионер из пригорода, спасший мир, однако сам угодивший в кабалу того, кто вознамерился прибрать этот мир к рукам. Хитрый инакомыслящий дядя Наум, ты перекроил мое мышление по лекалам варварского практицизма и заставил смотреть на вещи в совершенно ином свете…

Ахиллес остановился в трех шагах от меня. Улыбка продолжала играть у него на лице – известная на весь мир улыбка непобежденного короля арены. Я тоже постарался улыбнуться – не хватало еще, чтобы соратники и болельщики запомнили капитана Гроулера с перекошенной в страдальческой гримасе физиономией! Надо сохранять оптимизм. Даже сейчас, под занавес спектакля…

– Я ошибся в тебе, Ахиллес, – проговорил я, приподнимаясь на локте. – Ты – достойный боец. Твой учитель наверняка тобой гордился бы…

Блондин уставился на меня, силясь понять, почему я заговорил с ним в таком тоне. Следовало ли это понимать как мольбу о пощаде или запоздалую попытку к примирению?..

– Ты храбро сражался, – продолжал я. – Почти безупречно. Твой просчет в одном: ты не прагматик…

– О чем ты там скулишь? – наморщил лоб Ахиллес, и я догадался, что ему, скорее всего, просто незнакомо это слово – «прагматик».

Но я не стал разъяснять его смысл. Сунув разряженную баллисту под мышку, я направил ее в грудь Ахиллеса, а затем перехватил топор за обух и с силой вогнал топорище в жерло ствола «метеора». Приблизительно так, как когда-то мои товарищи стреляли из миномета на полигоне «1942», только миномет мне заменила баллиста, а снарядом послужил топор. Сам он, естественно, в ствол не провалился, но не слишком толстая рукоять проскочила туда легко. А для ускорительных либериаловых контуров не имело никакого значения, что выталкивать – стальные шары или деревянную палку…

Вероятно, я бы мог претендовать на главный приз в конкурсе «Самое оригинальное использование топора в истории человечества», вздумай кто-нибудь организовать подобное мероприятие. Вдобавок получил бы дополнительный приз за рекордно мощный бросок этого оружия, метать которое в старину также умели. Баллиста выплюнула топор с такой яростью, что если бы я не успел отдернуть пальцы после того, как втолкнул рукоять в ствол, их оторвало бы напрочь. Обычно беззвучная стрельба из «метеора» в этот раз имела резкий звук расщепляемого дерева – топорище не выдержало мгновенного ускорения до сверхзвуковой скорости и разлетелось в щепки. Зато трехкилограммовый топор успел за этот короткий миг превратиться из примитивного в воистину супероружие…

Громкий удар металла по металлу, и Ахиллеса словно ветром сдуло – секунду назад стоял передо мной и вот уже кувыркается по залу, расчищая в завалах кварца траншею. Возле меня брякнулась на пол вражеская ракетница. Блондин не удержал ее в руках, поскольку за долю секунды сам набрал ракетную скорость и мог бы шутя пробить шлемом бетонную стену.

Так это или нет, проверить не удалось, потому что стен на пути у Ахиллеса не оказалось. Не будь зал Закона завален обломками, капитан «Всадников» проделал бы то, что не удалось мне, – скатился бы по стене Пирамиды на нулевой ярус. Однако Блондин тоже не достиг края зала. Гора кварца и железа, которую он нагреб перед собой быстрее, чем самый шустрый модуль-грейдер, остановила стремительное скольжение Ахиллеса. Замерев на месте, он безвольно распластался у подножия этой кучи и больше не шевелился. Я продолжал лежать на боку, стискивая под мышкой баллисту, и не сводил с противника пристального взгляда. Все еще не верилось, что моя «топорная» импровизация принесла столь сногсшибательный результат.

– Не прагматик… – повторил я и закашлялся, так как давно отвык от пыльной атмосферы боевых полигонов.

Расстегнув крепления, я избавился от неподъемной обузы, в которую обратился «форсбоди», и оставил на себе только шлем. Затем подобрал трофейную ракетницу – тяжелая, зараза, когда берешь ее голыми руками! – и, с трудом переставляя отбитые ноги, поплелся к поверженному врагу. Резкая боль отдавала в спину – похоже, я здорово потянул поясницу после всех этих кувырканий. Мне приходилось идти на риск: если Ахиллес всего лишь прикидывается бессознательным, он разорвет меня, не защищенного доспехами, как ломоть хлеба. Поэтому я и тащил с собой ракетницу: задумай Блондин напасть исподтишка, узнает на собственной шкуре, что такое получить по ногам реактивным снарядом.