Читать книгу "Чужая корона - Сергей Булыга"

— Вот, правильно! — сразу поддержал меня молчавший до этого пан Грютти. — Пусть они ее у нас выкупают. Думаю, что денег она стоит немало.

Подобный поворот беседы окончательно сбил меня с толку. Я поднялся и отошел в сторону от костра. А они продолжали сидеть. Все молчали. Продолжалось это достаточно долго. Потом я повернулся к ним и сказал:

— Я хочу пойти на Сымонье. Это мой дом.

— Э! — покачал головой пан Белькевич. — Там ничего сейчас нет. Все потонуло. Ничего ты там не увидишь.

Но я не слушал его, я продолжал:

— Там я брошу этот череп в озеро. Пусть мой отец узнает, что Цмок убит.

— А вот этого никак делать нельзя! — строго, как малому, сказал мне пан Белькевич. — Мало ли что бывает на свете? А вдруг он еще оживет?!

— Кто?

— Цмок, кто же еще. Нет, княже, не для того мы всю ночь его разделывали, чтобы он опять к нам вернулся. Нельзя его бросать в дрыгву. Дрыгва — это такое дело, что с ней шутить нельзя.

Я понял, что он прав. Я стоял и молчал. Пан Белькевич опять заговорил:

— Нам надо уходить отсюда. В Глебск. Там сейчас много наших. А потом еще больше сойдется. Ты же не просто так туда придешь, а принесешь им его череп. Это им будет до сподобы. Вот тогда мы там все разом сойдемся, сил назапасим, а потом уже пойдем обратно. Как когда-то наши деды ходили. Вот тогда опять здесь все будет наше, но уже без Цмока. Так, княже?

Я молчал. Вдруг пан Грютти сказал:

— Хей, слышите? Кони! Вон там!

Мы посмотрели туда, куда он указывал. Сначала там никого не было, а потом из-за бугра показались наши зыбчицкие паны. Их было много, как потом пересчитались, двадцать девять сабель. Вел их пан Генусь Губан.

— Вот это дело! — радостно сказал пан Белькевич, глядя на подъезжавших панов, и даже потер руки от удовольствия. — Теперь мы не только до Глебска дойдем, а хоть и на край света. Но на край света нам пока не надо.

Как оказалось впоследствии, он опять был прав. Прибывшие до нас паны рассказали, что в Зыбчицах пошла большая митусня, вот они и не захотели там оставаться, а решили присоединиться к нам, чтобы после вместе идти на Глебск за подмогой. Череп Цмока произвел на них очень сильное впечатление. А на Сымонье, сказали они, сейчас неспокойно, там уже стоят хлопы, привел их некто Авлас-полесовщик, очень коварный человек, к тому еще и ведьмак.

Вот такие были тогда новости. Мы немного посовещались, потом посели на коней и двинулись на Глебск. Пан Грютти и его товарищи шли пешим ходом. Они и несли череп Цмока.

Нельзя сказать, будто дорога до Глебска доставила нам много хлопот. Хлопы нас почти не беспокоили, выходить на открытую битву они не решались, так как слух о разгроме Демьяна под Зыбчицами произвел на них неизгладимое впечатление. Зато этот же слух вселил немало надежд в тех немногочисленных панов, которые еще уцелели после всеобщей резни, прошедшей у нас в Крае почти что повсеместно. Теперь эти бедолаги (или счастливцы?) едва ли не каждый день присоединялись к нашему отряду. Являлись они по-разному — когда поодиночке, когда группами. Так что с каждым днем отряд наш увеличивался и становился все сильнее.

Вскоре мы совсем перестали опасаться нападения хлопов, которые, повторяю, и раньше нас не очень-то тревожили. Однако пан Белькевич, мой зыбчицкий каштелян, по-прежнему был настороже. Он говорил:

— Оно конечно, теперь в поле они выходить не решатся. Только зачем им поле? Им, княже, нужен только один ты. Ты же Цмока убил! Так что, думаю, они давно уже придумали какую-нибудь новую байку вроде того, что кто из них тебя убьет, того Цмок после щедро отблагодарит.

Вот почему пан Белькевич на каждом привале лично проверял караулы, а на марше также лично тщательно следил за дозорами.

— Что такое пуля? — говаривал он. — Это просто дурной кусок свинца. Ему все равно, кто ты такой, он любую голову пробьет. А для того, чтоб на курок нажать, тут и хлопского умения будет достаточно.

Хлопы и действительно постоянно постреливали. Потери от этой стрельбы у нас были небольшие, но зато гоняться за стрелками было делом совсем безнадежным. Пан Белькевич очень злился на стрелков. Ему во что бы то ни стало хотелось поймать хотя бы одного из них. Однако, забегая вперед, сразу скажу, что до самого Глебска ему так и не удалось этого сделать.

Единственным случаем, когда, как он утверждал, нам удалось схватить покушавшегося на нас злодея, можно считать вот какое событие. Было это еще на третий день пути, на подходе к Кавалочкам. Гадкая это история, вспоминать ее не хочется. Но что было, то было, ни о чем умалчивать не стану.

Так вот, было это ближе к вечеру, я, как того требовал пан каштелян, ехал в середине колонны, следом за мной пан Грютти, и его паны несли череп Цмока. В пуще было тихо, хлопы нас тогда совсем не тревожили. Вдруг впереди послышались крики, заржали кони, раздались выстрелы. Потом по колонне передали, что там убили волколака: он затаился в обочине, но наши его вовремя заметили и сразу убили. Это сообщение меня очень заинтересовало, я ведь еще ни разу до этого на свои глаза не видел волколаков. Я понукнул вороного и быстро проехал вперед.

Вот что я увидел у обочины. Там в траве лежал очень изможденный, оборванный, изувеченный человек. Тем не менее, невзирая на его увечья, мне показалось, что лицо этого человека мне хорошо знакомо. Так оно и оказалось: пан каштелян сказал, что это пан Юзаф Задроба из Купинок. Потом объяснил: про него давно, еще с зимы говорили, что он с волколаками снюхался, а теперь вон посмотрите, разве этого не видно?! Вон какой он из себя — зверь зверем! И гляди, как ловко затаился!

Пана Юзафа я знал хорошо, он был приятелем моего старшего брата Михала. Я сошел с коня и склонился над убитым.

— Только не трогай его, княже! — обеспокоенно предупредил меня пан Белькевич. — Он еще не окоченел, а зараза прилипчива.

Я послушался его совета и несколько отстранился от бедного пана Юзафа. Мне было очень жаль его, он был славный рубака, а вот поди ж ты, какая судьба. Ну да разве кто от чего заречется? Я встал и приказал похоронить его со всеми полагающимися почестями. После того, конечно, когда он окончательно окоченеет. Что и было исполнено.

Случай с паном Задробой произвел на нас всех весьма и весьма гнетущее впечатление. Даже пан Белькевич и тот не любил об этом вспоминать, хотя вроде бы именно благодаря его бдительности мы тогда избежали нападения волколака. Если, конечно, пан Юзаф был таковым. Лично мне не хотелось в это верить.

Но только верю я во что-либо или не верю, это зачастую не имеет к истине ровным счетом никакого отношения. Так было и тогда. Потому что вот если бы наши паны тогда не проявили такой резвости и не убили бы пана Юзафа, а попытались бы взять его в плен, а там бы мы допросили его, тогда мы, может, и дознались бы…

А хотя, ну а что такое допрос? Разве допрос, пусть даже с пристрастием, гарантирует нам то, что допрашиваемый говорит нам правду? Вот даже как было с нашим покойным господарем. Пан Стремка кричал, и это слышали многие, что господарь погиб в честном двубое, выполняя решение Сойма, иначе говоря, сражаясь с Цмоком. А что после говорили хлопы, взятые нами в плен под Зыбчицами? Пан Белькевич лично допрашивал троих из них, допрашивать он, можете не сомневаться, умеет. А что они ему сказали? Что будто бы Цмок обманом заманил Великого князя в ловушку, Великий князь страшно перепугался и ползал у Цмока в ногах, слезно выпрашивал у него прощения, божился, что велит объявить всем хлопам вольную, и все такое прочее. Где правда? Конечно же, у пана Стремки. Но пана Стремку уже не допросишь, его зарубили. Жаль! Пан Стремка не стал бы брехать. И пан Юзаф тоже не стал бы, пусть даже он и вправду превратился в волколака, потому что панский гонор, он с паном всегда.