Читать книгу "Подозреваемый - Юрий Азаров"

— Я не так себя вела. Я еще не знаю, как себя вести. У меня никогда не было мальчика, — и добавила: — не было мужчины. Я готова учиться быть хорошей.

В ней было столько искренности, столько желания раствориться во мне, что я мигом загорелся ее страстью, и нежная упругость захватила все мое существо. Она прильнула ко мне, и посреди нас не было теперь никого, даже Бога…

Утром мы проснулись поздно. Точнее, я проснулся поздно. Светлана приготовила завтрак и принесла мне его в постель. На ней были длинная шелковая юбка с большим разрезом и моя рубаха, которую она подвязала своим шарфиком. Высокие каблуки придавали ее фигуре особую гибкость, заманчивые движения бедер угадывались за широченной рубахой, а разрез обнажал длинные стройные ноги. Она специально так нарядилась.

— Посмотри, я сильно изменилась? Теперь я женщина? Ты будешь меня сильнее любить? — сказала она загадочно, слегка покраснев.

— Я буду любить тебя, как никогда никто не любил. Иди ко мне!

— Тебе так можно говорить "Иди ко мне!", а мне нельзя! Хорошо, мой повелитель, я буду делать все, что ты мне прикажешь. — Она бросилась ко мне в объятия, и несказанная радость пришла к нам обоим одновременно.

В моей растерзанной квартире мы прожили со Светланой полтора месяца, пока она мне не сказала однажды:

— А у меня в животике кто-то есть.

— Ты уверена? — спросил я удивленно.

— Абсолютно, — сказала она. — Я была у врача…

Я действительно был на седьмом небе, и когда сказал об этом Светлане, ее охватил такой приступ радости, что я едва не задохнулся от ее поцелуев.

Царство зверя — царство антихристово

Именно такую задачу я пытался решить на огромном холсте: ширина- пять метров, высота — три. О моем замысле знал Курбатов, он-то и посодействовал в выделении мне во временное пользование одной классной комнаты. Благо в старом здании школы потолки очень высокие. Меня не пугали проблемы выноса картины (придется снимать с подрамника), я был озабочен воплощением масштабного сюжета на огромном холсте.

Действительно, как изобразить царство антихристово с его деспотизмом и охлократией и непременно с заботой об изобилии: Великий инквизитор, то есть дьявол-соблазнитель, дает людям все: пищу, кров, одежду, работу, возможность отдыхать, дает свободу: что хочешь делай! Дает возможность мужчине наслаждаться женщиной, а женщине — мужчиной! — здесь избыток во всем: свободный рынок везде и всюду: в подворотне, на улице, в общественном туалете, в семье, в школе; днем и ночью ты можешь купить женщину и спиртное, шубу и спальный гарнитур, арбуз и бананы, шампанское и предохранительные средства, автомобиль и квартиру. В антихристовом царстве тоже царствуют любовь и свобода, только без Бога, без Христа, без бессмертия. Люди торопятся любить и целовать друг друга, они сознают, что кончина близка, что счастье — мгновение, и это мгновение усиливает огонь любви настолько, насколько нужно, чтобы насытиться последним смертельным экстазом, чтобы испепелить себя и других. Свобода, ставшая вседозволенностью и всепозволительностью, непременно приведет к убийствам и насилиям, а человек, возвеличенный духом титанической гордости, станет зверем, истребляющим всех и вся, жаждущим крови и только крови. И мир зальется кровью, ибо кровь зовет кровь, и истребят все друг друга до последних двух человек. Так описывает Достоевский царство антихристово.

— Вы обратите внимание, — кричал мне Курбатов. — Демократия — это очередная приманка. Демократия — ложь, ибо правит безжалостное, ненасытное тираническое меньшинство. Это меньшинство выстраивает для всех прочих — рабство, где все рабы равны! Где рабы трудятся, не получая зарплаты, трудятся на это меньшинство: они свободны в выборе труда, свободны в создании всех благ, в первую очередь для титанического меньшинства. А что делается в первую очередь? Нет, вы скажите мне, что делается в первую очередь? — Курбатов впивался в меня крепким острым взглядом. Я не знал, что делается в первую очередь, а он отвечал словами из "Братьев Карамазовых": "В первую очередь ПОНИЖАЕТСЯ УРОВЕНЬ ОБРАЗОВАНИЯ! Закрываются высшие и средние учебные заведения, изгоняются мыслящие профессора и учителя. Создаются все необходимые условия, чтобы задушить развитие талантов, способностей, дарований: не надо высших способностей, рабы в своем равенстве не нуждаются в образованности и интеллигентности. К власти придут смердяковы и шигалевы, по существу лакеи духа, беспринципные жадные твари, навязывающие России иноземные способы растления, братоубийства, звероподобного бытия. На низах тоже будут порождены смердяковы и шигалевы: они-то и провозгласят "право на бесчестье". Вы послушайте, к чему зовет герой Достоевского Шигалев: "Не надо образования! И без науки хватит материалу на тысячи лет, но надо устроиться послушанию… Жажда образования есть жажда аристократическая… Мы пустим пьянство, сплетни, донос; мы пустим неслыханный разврат; мы всякого гения потушим во младенчестве. Все к одному знаменателю, полное равенство… Необходимо лишь необходимое — вот девиз земного шара отселе. Но нужна и судорога; об этом позаботимся мы, правители…" А судорога означает поедание друг друга. Как это все похоже на сегодняшний день!"

— Кто же это все устраивает? — спросил я, уже много раз слышавший подобные заклинания: вот-де кто-то стоит за кадром и руководит этими жуткими процессами объегоривания народа, превращения его в быдло. — Дьявол, что ли?

— Не дьявол — живой человек! Шайка! Мафия! Вы же знаете законы социальной психологии: истинный лидер должен быть скрыт — вот первый и главный закон неформальных структур. А в преступных группировках этот закон усиливается, и мы никогда не узнаем, кто стоит за кадром. Современные преступные государственные образования коренным образом отличаются от прежних диктаторских структур своей жесткой конспиративностью. Гитлеры и Муссолини им в подметки не годятся. Ставленниками в президенты у них являются такие лакействующие персоны, которые выполнят любую их волю, чтобы царство зверя процветало и крепло! Вам цены не будет, если удастся хотя бы частицу всего этого изобразить на холсте!

— Ссылаясь на мыслителей отечественной культуры, вы забываете, что они выступали главным образом против революции, против социализма…

— Совершенно верно, — перебил меня Курбатов, — но сейчас революция продолжается. Точнее, она достигла высшего своего витка. До этого у революции было много сдерживающих факторов, как в социальном, так и в экономическом устройстве страны. Плановое производство, демагогическая партия для дураков, мораль — кодекс строителя коммунизма, карательные функции государства по отношению к различным формам разврата — сейчас, то есть нынешняя революция, все это упразднила, ибо возвела свободу в беспредел. Растление народа начинается с малых лет. К нам в школу завезли баснословное количество презервативов, раздали без нашего ведома ученикам, рассказали, как ими пользоваться, — совокупляйтесь?! Мы восстали, обратились к властям, но нас даже слушать не пожелали.

(Автор присутствовал на совместном собрании педагогов и родителей, выразивших протест против такого рода акций со стороны государства. Приглашенный представитель Комитета по семье заявила собранию: "Этот вопрос решен свыше, и вам нечего обсуждать". Она демонстративно поднялась и покинула зал. Примечание автора).