Читать книгу "Вид с больничной койки - Николай Плахотный"

К их столику, словно сокол из поднебесья, по плавной параболе подлетел метрдотель. Кельнер в двух словах обрисовал старшому ситуацию. Тот моментально вынес вердикт:

— Решает дама.

Шумилова обвела окружавших мужчин голубым огнем слегка подкрашенных глаз, проворковала лесной горлицей:

— Лично я не против куропатки на вертеле.

Самарий Кириллович оставил свой выбор за индейкой. Потом во время трапезы они поменялись кусочками.

Ответственность за напитки барон взял на себя. Заказал малый графинчик «Мартини», а ему под стать флакон коньяка «Наполеон».

Казалось, все происходит во сне.

Говорил в основном Самарий Кириллович, Марина внимала и к месту поддакивала. Ресторанная атмосфера ошеломила. Ни в одном телесериале ничего подобного она не видела.

Очень кстати заиграл квартет: пианино, скрипка, кларнет и контрабас. Душа купалась в сладком звуковом «сиропе». Временами на глаза наворачивались слезы. Особенно если голос подавала скрипка. Ах, этот лабух… Казалось, водил он смычком не по струнам, по жилам собственного миокарда. Когда оркестр выдал первые аккорды песни Михаила Лещенко, тут Шумилова не выдержала: встала из-за стола, подошла к эстраде. Публика насторожилась. Марина Петровна стояла как статуя. Наконец, уловив момент, запела в полный голос:

Здесь, под небом чужим,

Я как гость нежеланный,

Слышу крик журавлей,

Улетающих вдаль.

Сердце бьется в груди,

Слышу крик караванный,

В дорогие края

Провожаю их я.

Как говаривали в старину, в конце девятнадцатого века, публика замерла и обратилась в слух. А инженер с ГПЗ как ни в чем не бывало с упоением пела душещипательный романс.

Вот все ближе они,

Все слышнее рыданья,

Будто скорбную весть

Принесли нам они.

Из какого же вы

Из далекого края

Прилетели сюда

На покой, журавли?

Никто не заметил, как возле дамы возник седовласый господин со шкиперской бородкой, стал почти рядом, плечом к плечу, и они уже продолжали вместе:

Пронесутся они

Мимо скорбных распятий,

Мимо древних церквей

И больших городов.

А вернутся они,

Им раскроют объятья

Дорогие края

И Россия моя.

У многих едоков, особенно у женщин, в глазах блестели слезы. Не скрывали свои эмоции даже господа.

Как хотелось бы мне

Журавлем обернуться,

Полетел бы тогда

Я в родные края…

Целовал бы тебя

Я, голубка родная,

Как мне грустно сейчас

Без любви, без тебя.

Это был, конечно, поступок в духе ретро. В ответ последовало нечто из ряда вон — нехарактерное для заведений подобного рода, а главное — уровня. Не кабак же и не второразрядная харчевня.

Овация в зеркальном зале напоминала грозу и одновременно камнепад в горах.

А что же Марина Петровна: не поразил ли сердце провинциалки-лимитчицы этот шум и гром? Как ни в чем не бывало, профессионально воспроизвела она типичный комплимент примы. После чего, лихо подхватив партнера под руку, уверенным шагом направилась к своему столику.

Барон был шокирован замечательной выходкой партнерши. И чтоб как-то уравновесить чаши весов, распушил, что называется, павлиний хвост. Приняв на грудь чуть ли не полфужера коньяка, стал с упоением рассказывать, как в день своего шестидесятипятилетия (два года назад) покорил заоблачную вершину Швейцарских Альп, несравненную Монте-Розу, ростом в 4637 метров. Рекорд свой скалолаз посвятил своей будущей жене.

Тут Шумилова вмиг очнулась. До того она пребывала в глубинах мирового океана, ниже Меридовой впадины. При последней фразе барона явственно помстилось, будто кончиками пальцев правой ноги она успела коснуться — оттолкнуться! — от илистого дна и стала выбираться на поверхность… Нет-нет, она не ослышалась. Речь только что шла не просто о какой-то женщине, о близком существе. Спросить же партнера (по дуэту), чтоб он повторил только что изреченное, было бы бестактно, даже нагло. Она же была не так наивна: по-женски, подсознательно лукава и хитра.

Встряхнув своими золотыми кучерями, проговорила томным, будто спросонья голосом:

— Вы сказали что-то о жене… Где она теперь?

На прямо поставленный вопрос Карпофф, по простоте душевной, ответил прямо же:

— Будущая жена. В данный момент сидит здесь… За данным столиком, напротив.

— Но вы же еще не сделали даже… формального предложения.

— Считайте, что я это только что сделал.

То был, конечно, стопроцентный «сюрр». Марина Петровна не знала, что делать: сердиться, смеяться, плакать.

Барон почувствовал в душе партнерши полное смятение, переполох. Он церемонно изогнулся всем корпусом: припал устами к руке мадам. Ее кисть утонула в рыжей, пушистой, приятной на ощупь, с серебряными нитями бороде. В замешательстве она оглянулась по сторонам.

Ресторанная публика жила своей жизнью, все были заняты исключительно собой.

Только скрипач все видел и все понял. Как и прошлый раз, слегка провел он смычком по обнаженному нерву своего миокарда — и скрипка будто живая заговорила человеческим голосом. Явственно слышались позабытые слова:

…Не уходи, побудь со мною,

Тебя так сильно я люблю.

Своею лаской огневою

И обожгу, и утомлю.

Боже, какие слова, какая мелодия и как кстати все возникло. Не раньше и не позже… В унисон. Не подымая головы, она положила свою горячую ладонь на руку милого барона, ощутив в ней крепкую мужскую силу. И слегка ее пожала. Без промедления ей ответили тем же.

12

В десятом часу они вышли на Пушечную. На улице было еще светло, но зябко. По мановению руки к вестибюлю бесшумно подкатило «Золотое такси».

Во всем, что произошло в ресторане, было не то что киношное, нечто фантастическое, едва ль не сказочное. Смахивало и на жестокий розыгрыш. Подумалось Шумиловой: сейчас барон сорвет с подбородка приклеенную бороду, снимет с головы парик — и предстанет в естественном обличье. С такими номерами часто выходил на сцену заводского Дворца культуры любимец публики, доморощенный шутник и выдумщик Вася Сорванцов. Мастерски разыгрывал он честной народ, у самого же на лице никаких ужимок или скрытой улыбочки. Комик от Бога! Не его ль собрат сидел теперь с Мариной рядышком.

Авто медленно катило по кривой Шарикоподшипниковской улице. Все машины почему-то уступали дорогу. При повороте на Люблинское шоссе Марину Петровну сильно качнуло влево. Самарий Кириллович ловко удержал свою спутницу и не очень крепко, но чувственно привлек к себе. Она не стала жеманничать: с благодарностью кивнула и окатила голубым огнем лучистых глаз. При этом в нетрезвой милой головке сибирячки возникла трезвая мыслишка… Самарий Кириллович — мужик определенно не промах, но умеет себя держать в руках. Не то что теперешние Ловеласы и Дон Жуаны, каких в Москве нынче хоть пруд пруди. Приличной женщине на улицах проходу нет. Что ни говори, иностранцы тоньше чувствуют фактуру бабьей души… Туманная мысль дамы электромагнитным способом вмиг перекочевала в черепную коробку швейцарского подданного. Господин Карпофф ощутил под ложечкой приятную теплоту, щекочущее жжение. Похожие на то, как озябший путник приложился к фляжке и принял во внутрь глоток-другой чистейшего первача. По понятным обстоятельствам у барона не было под руками заветного баллона. Тем не менее по всей телесной периферии, как вычурно выражаются бенедиктинские монахи, разлилась обворожительная нега.