Читать книгу "Девятный Спас - Анатолий Брусникин"

* * *

Не получилось у Яхи казака убить, опять они разминулись. Но и это вышло к лучшему — Фортуна старалась для Зеркалова даже вопреки его воле.

События разогнались на такую скорость, что планы приходилось менять прямо на ходу. От этой бешеной скачки захватывало дух.

Казалось бы, добыл икону, недостижимый завет многолетних мечтаний. Чего ещё желать?

Но колесо Фортуны прокрутилось дальше, и перед Автономом раскрылись першпективы, подле которых померкло и сияние Девятного Спаса.

В тот же судьбовершительный день, когда Петя уже сидел и богомазничал в ермитаже, прибыли в Преображёнку гвардии прапорщик Попов с мастером Ильёй, доставили двух важных арестантов.

Вражеский заговор наконец раскрылся во всем своем головокружительном размахе, и Зеркалов внутренне содрогнулся. Вот кто, выходит, стоит за Фролкой и его смутьянами! Британская и австрийская короны, да шведский король! Экая силища!

Мало того, Попову невдомёк, откуда ему знать, а гехаймрат сразу понял, что это за дом, откуда к Штрозаку вышел одноглазый Агриппа.

За воротами, где на резных столбах Марс с Юноной, живёт гвардии майор Александр Васильич Кирьяков, бывший царский денщик, а ныне гофф-оберкамергерр его высочества наследника. Одноглазный при Кирьякове доверенный слуга, как Яшка при Автономе Львовиче.

А это может значить лишь одно. Слух, в который не поверил князь-кесарь, правдив: царевич заодно с заговорщиками. От этой мысли закружилась голова. Но лишь в первую минуту. Затем гехаймрат сообразил, что у него в руках новый дар Фортуны, и нужно лишь уразуметь, как выгоднее использовать открывшиеся обстоятельства. Ошибиться тут было нельзя.

Самый естественный поступок, который положен и по долгу службы, — выдать весь заговор сверху донизу князю-кесарю и получить от власти заслуженную награду. Вопрос только, обрадуется ли Пётр Алексеевич этакой вести? Единственный сын и наследник у него, выходит, повинен в измене и злоумышлении на отцовский живот. Весь жизненный опыт говорил Зеркалову, что лицо, доставившее столь ужасную весть, на особливую благодарность рассчитывать не смеет.

Опять же положение у царского величества ныне весьма шаткое. В Москве заговор, на Украине измена, на Дону мятеж, Англия с Австрией отступились, Карл шведский идёт походом. А ещё про Петра Алексеевича шепчутся, что здоровьем стал некрепок. Судороги у него, припадки. То носится целыми сутками, как ошпаренный, то неделю с постели не встаёт.

Не надёжней ли будет поставить на царевича? Сегодня в его, зеркаловской власти и погубить Алексея Петровича, и возвеличить…

Ещё ничего окончательно не решив, гехаймрат отправился к Кирьякову, благо недалеко.

Не стал ходить вокруг да около, выложил царевичеву дядьке всю правду: крепко, мол, вас обоих держу. И доказательства есть, и свидетели. Запираться незачем.

Александр Васильевич был мужчина умный. Запираться и не подумал. Лицом побелел, желваками заиграл, но эта слабость, учитывая положение, была простительной. Ответ гвардии майора был вот каков:

— Смотри сам, Автоном, ты головаст, не мне тебя учить. Можешь, конечно, погубить и меня, и Алексея Петровича. Я на колу издохну, в мучениях. Его как государева сына на плаху вряд ли повлекут, удавят по-тихому. Получишь ты за то чин, да деревеньку, да вечную Петрову нелюбовь. Смотреть ему на тебя будет тошно, даже имя твоё слышать. В скором времени по малой какой-нибудь вине, а то и вовсе без вины ушлют тебя в ссылку, долой из глаз и из памяти… — Кирьяков посмотрел в лицо собеседнику, чтобы убедиться, согласен ли тот с этим предсказанием. Убедился, что согласен — двинулся дальше. — А то давай лучше с нами. Помоги отечеству от лютого зверя избавиться. Новый царь Алексей Второй не то что Пётр — век тебе благодарен будет. В твоём положении можешь требовать у него, что захочешь. Ни в чём тебе отказа не будет… Более же к сему ничего не присовокуплю. Думай, Автоном.

И руки на груди сложил, стоическим манером. Но глаза помаргивали, выдавали страх. Хоть и недюжинный человек, а на кол кому охота?

Не выдержав молчания, Кирьяков заговорил снова, и теперь уже более пространно. Толковал о европейской политик, о Гишпанской войне, о неминуемой от шведов конфузии и многом другом, что Зеркалову и так было ведомо. Всё было правдой. Весы гиштории склонялись не в пользу Петра. А главная гиря, от которой теперь всё зависело, была в руках у Автонома Львовича.

— Желаю с самим цесаревичем говорить, — медленно произнёс он. Лицо гофф-оберкамергерра осветилось надеждой.

Решение Зеркалов принял во время беседы с наследником. Не из-за щедрых посулов, которых понадавал ему трясущийся от страха Алексей, а из-за самой жалкости царственного отпрыска. Для собственного обережения следовало прямо нынче, пока горячо железо, взять с царевича письменное обязательство, где всё будет напрямую прописано. Чтоб в последний миг не струсил и не побежал к князь-кесарю каяться. Будет эта грамотка хорошими вожжами и для наследника, и для Кирьякова.

Это были дела сегодняшние, заговорные, но Автоном мыслил уже и про завтра — о грядущем царствовании.

Хоть в жилах Алексея и течёт кровь Петра, но государем он будет слабым. Кто его окружает, те им и станут вертеть. А значит, кому быть истинным правителем державы?

Человеку, который спасёт этому слизню жизнь и возведёт его на престол. Что до Кирьякова, то ему придётся оттесниться. Он, похоже, это уже понял и согласен — по манере видно.

В голове у Автонома Львовича вмиг выстроилась целая цепочка, которой он опутает слабого и суеверного властителя крепко, навсегда.

Алексей набожен и богомолен, не то что родитель. Для Петра возвращение Девятного Спаса — событие невеликое. Царевич же усмотрит в обретении иконы, да ещё в столь роковой миг, чудесное знамение. А тот, кто вручит ему заветный образ, станет для мальчишки посланцем Божьим. Это первое. Второе — Василиса…

«Эх, голубь, к Зеркалову в силок попадёшь — не выпорхнешь», — с улыбкой подумал гехаймрат, покровительственно похлопывая Алексея по плечу, чтоб не рыдал и успокоился.

— Всё исполню, твоё царское величество, — торжественно сказал он, преклонив колена. — Ибо ныне зрю над твоею главой осиянный нимб истинного помазанника Божия. Доверься мне, государь. Твоё дело — молиться, моё — уберечь тебя от беды. Сим победиши!

Главным препятствием на пути к успеху, конечно, был князь-кесарь. Попробуй-ка обведи такого лиса вокруг пальца. Нужно ему три четверти правды говорить, а одну четверть, в которой самая соль, утаивать. Притом Ромодановский подозрителен, ни к кому доверия не имеет. Но и здесь Автоному помог счастливый случай.

Кроме заговора была у кесаря ещё одна докука, хоть и менее опасная, но столь же неотложная. Истекал срок, в который он обещался послать государю триста тысяч на зимнее содержание армии. За просрочку Пётр грозился гневом и опалой, а взять такие большущие деньги в разорённой Москве было совсем негде.