Читать книгу "Птицелов - Юлия Остапенко"

Менестрель, окончательно уверился Лукас. А того и хуже — вчерашний паж. Ох, Дерек, неужто за пару монет вы и на Ледоруба готовы натянуть патрицианский плащ?.. А впрочем, почему бы и нет?

— Я разобрал только что-то насчёт обряда освящения, кто-то из них об этом упомянул. Но, вероятно, они просто глумились, — продолжал оправдываться парень. Лукас быстро прикинул, позволительно ли в данном случае сочувственно похлопать его по плечу, потом решил, что да, и постарался, чтобы жест не казался слишком фамильярным.

— Как вы верно заметили, святой брат, иные люди делами своими не заслужили и одного взгляда, брошенного им во след ничтожнейшим слугою Господа, — абсолютно серьёзно сказал он. Парень благодарно кивнул. Лукас заметил, что он совсем не пьёт. Впрочем, теперь можно было обойтись и без этого.

— Но, смею верить, ваш и Единого покорный слуга не относится к таковым, — скромно проговорил Лукас. Парень часто заморгал, потом, видимо, вспомнил об обещанном благословении и неуверенно кивнул.

— Меня ждёт долгий и суровый путь в обитель язычников и еретиков, — вздохнул Лукас. — И ваше благословение придаст мне духу и сил на этой нелегкой стезе. Выйдемте на задний двор, святой брат. Не лучшее место для святого ритуала, но…

— Не земля освещает святость, но святостью освящается, — назидательно произнёс мальчишка, демонстрируя, что по знанию писем Святого Патрица у него были только самые высокие оценки.

Лукас пристыжено потупился. Потом они чинно вышли во двор, то есть мальчишка шёл чинно, похоже, восстановив часть растраченного куража, а Лукас плёлся за ним, разглядывая золочёные шпоры его сапог. «Старший сын, — подумал он. — Старший, любимый; отец — богач из южных земель. Наказать-то наказал, но милостей не лишил. Будь эти ребята из Нордема чуть умнее, сцапали бы щенка покрепче и держали для выкупа». Было бы забавно сейчас убедить его поехать в Нордем и совершить обряд, которого от него добивались, и Лукас даже обдумал эту мысль, но потом всё же решил от неё отказаться. Он не знал, о каком обряде шла речь и как к этому относится герцогиня — вряд ли она обрадуется патрицианцу в своём форте. Этот мальчишка мог бы существенно упростить Лукасу дело, но мог и усложнить, а в данном случае ставка была слишком высока, и он предпочёл рассчитывать только на собственные силы.

Они вышли во двор; вечер был тихий, но холодный, всё кругом было завалено снегом — а ведь на Предплечье уже весна, уныло подумал Лукас, бредя за патрицианцем на задний двор. Лукас ненавидел зиму, и вот, надо же, в этом году добровольно отправился туда, где она ещё долго не закончится. Эта мысль вызвала у него короткий приступ нелепой злобы, и он был рад, что всё же решил не тащить мальчишку за собой. Мысль о всяком притворстве на мгновение сделалась ему отвратительна.

Они оказались позади дома, где их никто не мог видеть — только собака вяло тявкнула из конуры. Лукас встал на колени, и юный патрицианец водрузил на его голову холёные руки. Благословение он затвердил накрепко, слова будто от зубов отскакивали.

— И да пребудет с тобой Единый во благо и славу его, — закончил патрицианец и убрал руки.

Лукас встал, отряхнул с коленей снег.

— Спасибо, — сказал он и вырубил мальчика несильным, но точным ударом по шее.

Из его вещей Лукасу не понадобилось ничего, кроме плаща. Собственно, только это-то ему и было нужно, и, возможно, если бы не внезапный припадок раздражения, Лукас легко нашёл бы способ уговорить мальчишку просто отдать плащ ему. «Что это я, — подумал Лукас, накидывая на плечи шерстяную ткань. — Старею, видать, в самом деле старею».

Он оттащил парня поближе к стене и оставил там. Даже связывать не стал — всё равно побоится кому-то здесь рассказывать о случившемся, в погоню точно не кинется, да и за помощью к чужакам теперь не обратится никогда… ну или, во всяком случае, в ближайшие пару дней. Непохоже, что жизнь щенка чему-то учит, так что поделом ему. Прирезать, что ли, рассеянно подумал Лукас. А почему нет? Бесполезное ведь, в общем-то, жалкое существо. Но потом решил, что незачем возиться.

Убивать человека, сторожившего конюшни, Лукас тоже не стал — а вот за такое могли бы и погоню снарядить. Просто сказал, что он и мессер патрицианец уезжают немедленно, и без помех вывел из конюшни и своего, и патрицианского коня. Конюх, похоже, был только рад — патрицианцев тут и впрямь не любили, как и тех, кто с ними водится. Лукас держался настороже, остерегаясь поймать спиной стрелу, но ему позволили выехать без помех. К тому времени, когда мальчишка должен был очнуться, Лукас находился уже в нескольких милях севернее от постоялого двора.

Найти Нордем оказалось довольно просто — он загораживал перевал в горах и был виден издалека, врастая в лес там, где пропадали последние одинокие хутора. На вид — громоздкое и неприятное местечко, впрочем, как и все строения в старосеверном стиле. Даже в свете дня форт казался неуклюжим бесцветным увальнем, привалившимся к скале; лес перед стенами был вырублен на триста ярдов, но снег не шёл уже несколько дней, и дорога к воротам была вытоптана и покрыта грязью. Лукас внимательно осматривал дорогу, понемногу сбавляя шаг по мере приближения к Нордему — он хотел, чтобы его заметили. Коней он оставил в лесу, в кстати подвернувшейся расселине неподалёку, и теперь шёл пешком, иногда останавливаясь и оглядываясь, чтобы позволить наблюдателям со стены разглядеть алую ладонь, вышитую на его плаще. Они должны знать, что к ним идёт патрицианец. Впрочем, оглядывался он вовсе не просто так — ему хотелось удостовериться, правда ли он видит на дороге не только грязь, но и кровь. Похоже, совсем недавно кому-то не слишком сладко пришлось на этой дороге.

Расчет оказался верен — ворота распахнулись прежде, чем Лукас приблизился к ним вплотную. Направленные в его сторону острия пик выглядели не слишком приветливо, но он не сбавил шаг, пока не услышал короткое и отрывистое: «Стоять!»

Только тогда он остановился.

— Ты на мушке у лучника, мессер! — крикнул кто-то со стены, и Лукасу не надо было поднимать голову, чтобы проверять правдивость сказанного — он это и так знал. — Так что двигайся медленно и на вопросы отвечай прямо. Кто ты и что тебе надо?

— Я Лукас из Джейдри, — ответил он, глядя на пикейщиков у ворот. — Рыцарь-патрицианец. Я узнал, что в этом форте требуется помощь святого ордена. И пришёл её оказать.

— Откуда узнал-то?

— От своего младшего собрата, которого вы попытались схватить два дня назад.

— Пропустить!

Пикейщики расступились, освобождая ему путь. Лукас прошёл в форт. Ворота закрылись за его спиной.

— Мать твою, Лукас Джейдри! — прогремел неприятно знакомый голос. — И давно ли ты снюхался с Попрошайкиными жополизами?

Ойрек, как всегда, являл образец благородства и куртуазности, как и пристало высокородному рыцарю. Он стоял посреди двора, уперев кулаки в бока, и счастливо скалился, явно забавляясь такому стечению обстоятельств. Причём, судя по блеску его глаз, у него были свои причины для радости. Лукас поздравил себя с тем, что сообразил назваться настоящим именем — иначе его уже подняли бы на пики. Впрочем, ввиду потрёпанности войск герцогини, встретить при ней старых знакомцев было вполне ожидаемо.