Читать книгу "Призраки не лгут - Ларс Кеплер"

Свадьба в летний день; свадебный венец, который ее мать сплела из березовых корней.

Сумма сглотнула, чувствуя, что живет, что ее сердце бьется. Но как страшно умереть и оставить Люми одну на всем белом свете.

Она повернулась, и жгуче заболел шов. Сумма зажмурилась, но снова открыла глаза.

Ей пришлось несколько раз моргнуть. Наконец она поняла, что он получил ее сообщение.

Йона склонился над ней; жена коснулась его лица. Провела рукой по густым светлым волосам.

— Если я умру, позаботься о Люми.

— Обещаю.

— И повидайся с ней, перед тем как уйдешь. Обязательно.

Йона стал гладить ее лицо, зашептал, что она так же красива, как прежде. Сумма улыбнулась ему. Потом он исчез, но Сумме больше не было страшно.

* * *

Комната для родственников была обставлена просто. На стене висел телевизор, сосновый стол, заваленный сигаретными пачками, стоял у продавленного дивана.

На диване спала девочка лет пятнадцати. Глаза у нее болели от слез, на щеке отпечатался рисунок полосатой подушки. Вдруг девочка проснулась от странного ощущения. Кто-то укрыл ее одеялом. Туфли оказались снятыми и теперь аккуратно стояли возле дивана.

Кто-то был рядом. Пока она спала, кто-то присел рядом и тихо взял ее руку в свою.

Глава 192

У старого шоссе, между Стокгольмом и Упсалой, стоит Лёвенстрёмская больница. Она построена в начале девятнадцатого века по распоряжению Густава Адольфа Лёвенстрёма, который пытался искупить вину своей семьи. Его брат убил короля Густава Третьего на устроенном в Опере бале-маскараде.

Двадцатитрехлетний Андерс Рённ, худощавый человек с красивым чувственным лицом, недавно сдал экзамены. Сегодня был его первый рабочий день в Лёвенстрёмской больнице.

Когда он входил в просторный холл, тусклое осеннее солнце играло в кронах деревьев.

За современным главным корпусом из темно-красного кирпича стоит темноватое здание, сверху оно напоминает крест с лилиями на концах. В здании размещается большое психиатрическое отделение, которое включает отделение судебной психиатрии и особо охраняемое отделение лечебницы.

На опушке леса стоит бронзовая скульптура — мальчик, играющий на флейте. На плече мальчика сидит птица, и еще одна птица — на широкополой шляпе.

С одной стороны дорожки раскинулся пасторальный пейзаж — луга, спускающиеся к озеру Фюсинген, а по другую сторону дорожки высится пятиметровый забор с колючей проволокой, за которым — тенистое место отдыха с разбросанными вокруг скамеек окурками.

В течение четырнадцати лет в психиатрическое отделение не пускали ни одного посетителя, фотографирование и аудиозапись запрещались.

Андерс Рённ прошагал по бетонным плитам, вошел под подрагивающий от ветра жестяной козырек и последовал дальше, к двери со стеклянными окошечками.

Он почти бесшумно шагал по бежевому пластиковому покрытию, на котором отпечатались следы каталок. Подойдя к лифту, он увидел, что находится на втором этаже.

Первый этаж был ниже уровня земли и включал в себя отделение номер тридцать — закрытый мир судебной психиатрии.

Больничный лифт больше не ходил вниз, но за сливочно-желтой стальной решеткой винтом уходила вниз лестница, ведущая на нулевой этаж. В то самое особо охраняемое отделение, где находился автономный, похожий на бункер изолятор.

Изолятор мог принять не больше трех пациентов, но в последние двенадцать лет там жил всего один человек — постаревший Юрек Вальтер.

Вальтера осудили на принудительное лечение с особыми условиями; когда его доставили в отделение, он так агрессивно вел себя, что пришлось связать его ремнями и ввести лекарство принудительно.

Девять лет назад Вальтеру поставили диагноз «неуточненная шизофрения; хаотическое мышление; повторяющиеся острые психотические состояния с крайне агрессивными эпизодами».

До сего времени это был единственный поставленный Вальтеру диагноз.

— Я вас впущу, — сказала круглолицая женщина со спокойными глазами.

— Спасибо.

— Вы знакомы с пациентом? Юреком Вальтером? — спросила дежурная. Ответа она, кажется, не ждала.

Глава 193

Андерс повесил ключ от решетчатой двери в шкафчик; после этого женщина открыла первую дверь тамбур-шлюза. Андерс вошел, дождался, когда дверь закроется, и после этого подошел к следующей. Услышав сигнал, женщина открыла вторую дверь. Андерс обернулся, помахал ей рукой и зашагал по коридору к ординаторской изолятора.

В кухоньке коренастый мужчина лет пятидесяти, с покатыми плечами и «ежиком» на голове, курил под вентиляцией. Потом щепотью собрал пепел, стряхнул его в мусорное ведро, сунул полсигареты в пакетик, а пакетик убрал во внутренний карман медицинского халата.

— Роланд Брулин, главный врач, — представился мужчина.

— Андерс Рённ.

— Как же вы угодили сюда, в подземелье?

— У меня маленький ребенок, и я хотел найти работу поближе к дому.

— Вы выбрали правильный день, чтобы начать, — улыбнулся Брулин и пошел по коридору, приглушавшему звуки.

Врач достал карточку, подождал, когда щелкнет замок бронированной двери, и с тихом вздохом протащил карточку через считывающее устройство. Брулин дождался, когда Андерс войдет, и тут же отпустил дверь; металл тяжело ударил нового врача в плечо.

— Что я должен знать о пациенте? — спросил Андерс, сморгнув слезы.

Брулин, взмахнув рукой, стал перечислять:

— Не оставаться с ним один на один, не разрешать ему покидать изолятор, не разрешать видеться с другими пациентами, не разрешать принимать посетителей, не разрешать выходить на площадку для отдыха. Также нельзя…

— Никогда? — с сомнением в голосе спросил Андерс. — Вряд ли закон позволяет запирать…

— Вполне позволяет, — резко сказал Брулин.

Андерс тут же почувствовал себя подавленно, однако, помолчав, осторожно спросил:

— А что он такого сделал?

— Он исключительно любезный человек.

— И в чем это проявляется?

Главный врач посмотрел на Андерса. Серое, похожее на подушку лицо вдруг расплылось в улыбке.

— Да вы действительно новичок здесь, — рассмеялся он.

Оба подошли к очередной бронированной двери, и им подмигнула женщина с пирсингом на щеке.

— Возвращайтесь живыми, — коротко сказала она.

— Да вы не беспокойтесь, — понизив голос, сказал Брулин Андерсу. — Вальтер немолодой и спокойный. Не дерется, не кричит. Держится в стороне ото всех, и мы к нему близко не подходим. Но сейчас придется — ребята из ночной смены видели, как он прятал нож под матрасом.