Читать книгу "Умножающий печаль - Георгий Вайнер"

— Каким образом?

— Не знаю! Как я поняла, на твоей машине стоит радиомаяк, Сафонов всегда знает, где ты был, где находишься…

— Не паникуй, Марина! Я сейчас приеду, ничего не предпринимайте без меня! — заорал я в трубку.

— Ты не успеваешь, Серега! Я должна вывезти его оттуда, они не посмеют стрелять — я пока их хозяйка…

— Марина, послушай, вам некуда ехать! Дождитесь меня, я через полчаса буду…

— Кот знает, что я еду к нему. Я позвонила… Кот сказал, что приедет какой-то его друг, он поможет… Кот не хочет подставлять тебя…

— Марина, не делайте глупостей! Я… — В трубке затрещало, и связь прервалась.

Тупая непроходимая пробка забила Садовую. Машины двигались медленно, вязко, тяжелыми толчками по склеродированным улицам, забитым жестяными газующими пол чищами.

Кот Бойко: предпоследнее прости

Мы спускались с Мариной в лифте, я обнимал ее одной рукой, а другой держал завернутый в лист обоев карабин. И жалел, горевал и сетовал, что не идет эта долбаная кабинка, этот дребезжащий вертикальный транспорт к самому центру земли.

О, какой это был бы кайф! Мы бы медленно и блаженно ползли через земляную кору, прорезая постепенно все эти девоны, кембрийские и прочие слои, постепенно опоясывались, как золотым кушаком, оливиновым поясом, пока не нырнули бы в кипящий океан магмы, и в самом центре бушующего багрово-алого пламени, у сердца земли, я бы сказал ей: «Мы прошли только полпути, поехали дальше…»

А она бы спросила: «Куда дальше, зачем?»

А я бы ответил: «Не нужен нам этот адский огонь, я люблю тебя жарче и дольше, моя единственная звезда… Мы поедем к свету, к голубому океану, поднимемся на другом краю земли… выйдем где-нибудь в Австралии…»

Но ничего не сказал, а только крепко обнимал ее и судорожно вздыхал. Она пришла все-таки! Она пришла!

— Не бойся, Кот, — сказала Марина. — Они не имеют права стрелять, пока я с тобой. У службы безопасности это записано в их регламенте. Они все знают меня в лицо…

Я засмеялся:

— Не боюсь я, любимая! Когда я обнимаю тебя, меня можно напугать только угрозой кастрации…

— Ты, Кот, душевнобольной!

— Я, наоборот, исключительно душевноздоровый. Хочу учинить соревнование по душеперетягаванию, этакий соулрестлинг… Буду чемпионом…

— Хвастун ты, а не чемпион! — усмехнулась Марина. — Душевноздоровые ходят по улицам с портфелями и авоськами, а не с ружьями бегают…

Господи, как любил я сейчас ее косую челку, разноцветные шальные глаза, серебряные горошинки картавого «р»! Она говорила «рлужьями»!

В подъезде я остановил ее, посмотрел через стекло на улицу. Людей было немного, у дверей припаркован красный спортивный «мерседес». Чуть поодаль торчал на своем рыжем танке Карабас.

— Я вывезу тебя отсюда на моей машине, — сказала Марина и показала на алый «хэтчбэк». — А где будет удобнее, ты пересядешь к другу.

— Нет, любимая, давай свалим отсюда на чем-нибудь менее приметном. Твою машину заберешь опосля…

Я взял ее за руку, и мы побежали через дорогу к «роверу», из которого грузно лез нам навстречу Карабас.

Мы бежали вприпрыжку, легко и радостно, будто не по серому, искапанному масляными каплями асфальту, а по батуту, пружинистому, прозрачному, связанному из утренних облаков, и качался он на концах радуги во весь небосвод, и подсвистывал нам весело попутный ветерок, пахнущий тополиным медом и вянущей травой, и судьба ласково шелестела, нашептывала — вот ты и счастлив, дуралей… лети над жизнью, над бедой… лети к радости…

И Карабас, приветственно машущий нам, был, наверное, счастлив, смеялся или гримасничал, зачем-то нырнул в машину и появился снова с ружьем «мосберг» в руках, и орал он сейчас отчетливо:

— Ложись!..

Еще не обернувшись, резко толкнул в сторону Марину и в плавном развороте скинул с карабина лист обоев, пришел в боевую стойку на колено и увидел едущих на нас — во всю ширину проезда — два джипа. И торчащие из окон автоматные стволы. Резкий, рвущий уши треск и короткие дымки у пламегасителей.

Грохот выстрела за спиной из карабасовской пушки и его крик:

— Я вам, суки рваные, еще скажу предпоследнее прости!..

Но я уже взял левый джип — со стороны Марины — в прицельный створ…

Александр Серебровский: битва

Однажды приходит день, в который прошедшее утро кажется незапамятным прошлым, а предстоящий вечер — недостоверным и очень далеким будущим.

Я бился. Большой лесной пожар не собьешь огнетушителем. Только встречным огнем.

Старый трусливый Палей сказал бы, что это я сам вызвал сход финансовых лавин. Глупость! Просто я первым правильно оценил масштаб распада этого карточного домика, который считался финансово-экономическим пространством великой державы. И своевременно вынул из этой сплошь крапленой колоды свои карты. Настоящие, заметьте, а не фальшивые!

Честно говоря, моя ошибка в том, что я не рассчитал, как все сгнило глубоко, не мог представить, что кризис может стать крахом.

Я много заработал.

Я много сейчас потеряю.

Может быть, больше, чем приобрел.

Но я выстою.

Я ввязался в свалку первым, и теперь меня не затоптать.

Утратив многое, я останусь на рынке.

Большинство исчезнет, они будут разрушены дотла.

Мир узнает их страшную и смешную тайну — они не олигархи, они еще не магнаты, они и не были могулами, они только казались тайкунами.

Они — как все в нашей жизни — попса. Зажиточная финансовая попса.

Оказалось, что в нашем доме от великого Билла Гейтса до смешного Мавроди один шаг.

Олигархами, денежными столпами мира еще надо становиться — долгие годы.

Я стану. У меня нет другого пути.

А пока я сражался — говорил по телефону, уговаривал, грозил, договаривался, рассылал по электронной почте срочные указания, обещал, посылал к черту, выдавал гарантии, отзывал обязательства, перегонял деньги, останавливал зарплаты, консервировал предприятия, замораживал кассовую наличность, стопорил платежи и диктовал директивы руководителям подразделений холдинга на территориях и в наших представительствах за рубежом.

Потом в этом хаосе, испуганной суете и сумасшедшем мельтешений возникла пауза, лакуна тишины, дырка во времени, клочок неподвижности. В бизнесе, как в теннисе, для продолжения игры мяч должен вернуться из-за сетки.

Очень захотелось есть — я только сейчас сообразил, что ничего не ел больше суток. Вызвал секретаршу:

— Надя, очень хочется щи из крапивы. Может наш шеф сделать?