Читать книгу "Красный свет - Максим Кантор"

Я помню тот день отлично. Встреча произошла в «Континентале», а не в «Регине», как пишет Уинстон Черчилль. И совсем не Гитлер искал этой встречи, а британский лорд. Сын Черчилля, юный Рандольф, заранее со мной договорился – стол в гостиничном ресторане был накрыт на десять персон. Гитлер прийти отказался, то была очередная блажь Адольфа: его, видите ли, плохо попросили! Я приехал один, постоял перед Черчиллем, слегка ссутулившись, чтобы не оскорблять англичанина своим ростом и отказом шефа, и был посажен за стол. Гитлер еще может подъехать, сказал я, и Черчилль сидел и ждал Адольфа. Я отвечал Черчиллю по-английски, а не через переводчика, к чему формальности: в тот момент Уинстон Черчилль не был членом кабинета. Последний его пост был – секретарь Казначейства, и он умудрился ввергнуть Британию в финансовый кризис и безработицу, а сейчас, как говорил он сам, посвятил себя литературе. Но планы имелись обширные! Не зря, не зря он приехал знакомиться с Адольфом Гитлером. Недавно он поменял партию, перешел из либералов в консерваторы, и теперь оглядывался вокруг – кого использовать как рычаг возвращения во власть? Гитлер казался многообещающим партнером. Черчилль много ел, много пил, расспрашивал об Адольфе: играет ли шеф в теннис, каких художников любит, где обычно проводит каникулы. Я сказал, что Адольф не выносит беспредметного искусства. Черчилль поддержал, сказав, что, если бы встретил Пикассо, дал бы Пикассо здоровенного пинка под зад. «Отдыхать Адольф любит в родной Австрии, в Альпах, – поделился я. – А где любит проводить досуг лорд Уинстон?» – «С кисточкой и палитрой у себя в Чартвелле или навещаю родное гнездо – Блекхейм», – отвечал новоиспеченный консерватор.

Черчилль действительно спросил, чем вызван антисемитизм Адольфа Гитлера. Сказал он примерно следующее: «Антисемитизм хорош и понятен поначалу, но скверно, когда входит в привычку!» Он прихлебывал коньяк и, естественно, курил сигару – как же еще! Мне, секретарю лидера нации, надлежало внятно объяснить, на кой ляд нам сдалось преследование евреев.

Я едва удержался, чтобы не сказать самодовольному британцу: а затем нам сдались евреи, дорогой сэр, что не век же вам французов под германские пушки подставлять. Вам, разумеется, все равно, кого гнать на бойню – сербов ли с боснийцами, эльзасцев ли с чехами. А нам, континентальным европейцам, не все равно. Мы не хотим больше гражданской войны, не хотим убивать друг друга. Я ответил бы ему просто: потому Гитлер не любит евреев, что хочет объединить Европу, а для этого европейцу нужен внешний враг. Что тут непонятно? Недавно убили десять миллионов человек в Европе, вам, европейцам, это так же просто, как чихнуть! Вы заставили соседей резать друг друга, и никакая гражданская война в России не сравнится с гражданской войной в Европе – в десять раз больше народа перерезали, в ударных темпах! И не коммунизм, не фашизм тому виной! Кто заставлял генерала Людендорфа биться с генералом Ранненкамфом? Оба, между прочим, немцы, оба люди зажиточные, оба солдаты. Только Людендорф ведет 8-ю германскую армию, а Ранненкампф – ведет в бой русскую Неманскую армию… И солдатики вспарывают друг другу животы, выкалывают глаза, режут горло… Что их столкнуло? У вас, у британских лордов, принято считать, что чем восточнее – тем более варварски устроена история. В России, там брат идет на брата, а вот в Европе убийство себе подобных проходит цивилизованно. А когда один немец за Германию, а другой – за Россию, это что? Когда одна половина Лотарингии – за немцев, а другая – за французов, это вам что, не гражданская, что ли, война?

Отвлекусь немного, и скажу что сегодня наивные правозащитники уверят граждан, будто большевики убивали свой собственный народ, а гитлеровцы – народы чужие. Милые, наивные люди – как хочется им очернить свое прошлое, как боятся они знать горькую правду об идеале. Мы кроили Чехословакию и вселяли вражду в австрийские сердца, мы заставляли французов доносить друг на друга, мы приветствовали немецкого эльзасца, который вспарывал живот эльзасцу французскому; мы следили за братоубийственной войной в Испании. О, со времен протестантских войн, со времен Тридцатилетней европейской войны именно гражданская резня, именно истребление собственных братьев и сестер – есть плата за империю. Кавеньяк, стрелявший в своих восставших единоплеменников; француз Тьер, позвавший прусского Бисмарка на истребление парижских инсургентов – это архетипическое сознание нашего европейского имперского политика. Помилуйте, господа, большевикам до нас, европейцев, весьма далеко – их жажда Империи была не столь сильной.

Гражданская война большевиков была лишь рабочим инструментом при создании бесклассового общества – для нас гражданская война была естественным состоянием Империи. Большевик догадался, увидел слабое место европейской войны, выдумал лозунг: «Превратим войну империалистическую в войну гражданскую», то есть будем убивать не братьев, а общих угнетателей. Разумно поступил большевик? Еще как разумно – и хитро! Вот, смотрите: германский солдат уже не хочет стрелять в русского, тем более что у обоих генералы немцы… Этот солдат хочет стрелять в того, кто посылает их обоих умирать. И вот уже находится какой-нибудь Эрнст Тельман, который говорит: «Рот фронт!» И немецкий фанен-юнкер тянет тонкую шейку из окопа: дурачку интересно послушать, отчего его убивают. Сиди смирно! Не лезь из окопа! Все равно тебя убьют, не те лозунги, так эти! Ан нет, фанен-юнкеру интересно про Красный фронт! И вот уже Тельман организует восстание в Гамбурге! Вот он уже в Советской России! Вот его уже прочат в президенты! Что бы такое этому досадному Красному фронту противопоставить? Ответ нужен быстро! Так вот же вам ответ подсказывают… мы вам подсказываем ответ! Коммунисты перевели войну за колонии – в войну за права низших классов? Ловкачи! А теперь наш ход!

И Запад ответил мощно – по-имперски, с размахом. Переведем классовую войну – в расовую войну! Классы – в расы! Гражданскую войну – превратим в народную! Что такое гражданин? Это член какого-то там общества, в правовых институтах коего еще надобно разобраться; гражданин – это член некоей социальной страты, и еще поди посчитай, сколько у данного крестьянина свиней и кур, в какую категорию его записывать. Русский крестьянин, он брат немецкого крестьянина – или нет? Поспешили марксисты, поторопились! Не растет у русского крестьянина ни черта на его делянке, а у германского бюргера – колосится! Вот вам и братство! Морока с этими классами вышла! Надобно иметь классовое сознание: солидарность угнетенных. А возможна ли солидарность культур? Бред, чистая фантазия, уважаемый сэр… Философия культуры – вот слабое звено марксизма, вот чего не учел черный сын Трира! Сколько вещей требуется забыть, чтобы уравнять немецкого бедняка с русским… А отличить еврея от немца можно с расстояния двести метров. Что такое народ? Народ – это нация, кровь, раса, это то, что дается от рождения. И никаким гражданам за народом не угнаться! И как ловко, как изящно мы провели подмену!

Вы желаете гражданской войны? Дивно! Только что вы в реальности знаете о гражданской войне? Чего стоят ваши ничтожные знания о гражданской войне против накопленных веками европейских навыков по братоубийству? Посмотрите внимательнее на граждан-рекрутов, они ведь не просто бедняки, они прежде всего немецкий народ! Итак, сюжет исторической пьесы прост: войну империалистическую – заменили на гражданскую, а войну гражданскую – на войну народную. Вы полагаете, кто писал этот сценарий? Уверяю вас – не Маркс и не Сталин, кто-то более авторитетный. Помните великую фразу фельдмаршала фон Мольтке? «Эта война – война народная, – сказал Гельмут фон Мольтке, – и быстро она не кончится».