Читать книгу "33 визы. Путешествия в разные страны - Юрий Александрович Жуков"

помещикам выкуп за землю, зачем крестьян обязывают возмещать государству стоимость земли, которую они обрабатывают с незапамятных времен; как пойдет дальнейшее развитие деревни — ведь бедняки будут разоряться все сильнее, а рядом с ними возникнет кулачество, и так далее. И все-таки не будем упускать из виду главное: то, что происходит сейчас в Иране, — это разгром феодального землепользования, а значит, это шаг вперед по пути общественного развития. И еще: вот вам цифры — в 1963—1964 году Иран произвел 2 468 140 тонн пшеницы, в 1965—1966 году — 3 600 000. И это в условиях ужасающей технической бедности (на тысячу гектаров — один трактор!) и агротехнической безграмотности. Стало быть, новое прокладывает все же себе путь?

Люди, занятые проведением аграрной реформы, несут на себе тяжкое бремя — они знают, почем фунт лиха, хотя рассказывают об этом скупо и неохотно. С одним из них, Амине Мадани, руководителем сельскохозяйственного управления Тегеранской провинции, мы ездили в Казвинское губернаторство поглядеть, как проводится реформа. Высокий, стройный, с седыми висками, он отдал двадцать три года работе в сельском хозяйстве и только теперь начинает ощущать кое-какие результаты своего труда.

— Конечно, было очень трудно, — лаконично замечает наш спутник. — В эти три года я спал по три часа в сутки, семью свою совсем не видел. Если бы сам шах, его мать и брат не продали первыми свои земли, ничего сделать не удалось бы. Помещики очень цепко держались за землю. И церковь тоже. Вот, поседел на этом деле! — он скупо улыбнулся...

Деревни в районе Казвина выглядят и сегодня так, как они выглядели в средние века: глинобитные, зубчатые стены, сторожевые башни по углам. Внутри селения — путаница узеньких улочек. Жилища, похожие на пещеры. Ни деревца, ни травинки... Хакали, Машалдар, Камалабад — все селения похожи друг на друга, словно срисованные с древней гравюры. Но уже появились школы, в них учится до сорока процентов детей. Есть первые кооперативы. Нам с гордостью показали первый пункт искусственного осеменения — будет породистый скот. За стеной селения, на горячей голой земле, усеянной серой галькой, стучит дизель: это работает насос, качающий воду из-под земли, — четыреста кубометров драгоценной влаги в час! От будки с насосом бежит веселая холодная искусственная речка к полям, и женщины в длинных черных накидках тут же стирают в воде только что вытканные ковры. Знаменитые персидские ковры...

Нищета еще крепко держит крестьянина за горло. Когда мы заехали в местное управление аграрной реформы, нашего спутника обступила толпа взволнованных просителей со скомканными бумажками в руках, — то были какие-то прошения, написанные для них пока еще редкими местными грамотеями. Они на что-то жаловались, о чем-то молили. Пройдет еще много времени, пока все образуется. И как образуется? Да и образуется ли? И все же пока самое главное — почин: рухнуло тысячелетнее феодальное заклятие, висевшее над землей. А дальше уже жизнь пойдет своим чередом…

Стало быть, аграрная реформа — это во-первых. А во-вторых — это еще одно новое и пока небывалое на Среднем Востоке дело: реформа в области образования и здравоохранения. Работать и жить по-новому Иран сможет лишь тогда, когда люди, выйдя из феодальных пещер, сумеют приобщиться к нормальной жизни XX века. А это удастся лишь в том случае, если народ станет грамотным и будет здоровым.

Как же быть, что делать? В невозможно тяжких условиях этой страны выход был лишь один: объявить священную войну невежеству и грязи. И шах Ирана Мохаммед Реза Пахлеви был совершенно прав, когда 13 октября 1962 года написал вот эти мужественные и суровые слова:

«Позор стране, которая долгое время была колыбелью познаний, — мириться с таким положением, когда восемьдесят процентов ее молодежи лишены привилегии быть грамотными! Поэтому я провозглашаю священную борьбу против дьявольского невежества, за распространение грамотности во всех городах и селениях Ирана».

Задача эта решается по-военному. Молодежь, окончившую среднюю школу, призывают в армию. Там ее четыре месяца учат всему, чему полагается учить солдат, а вдобавок — методике преподавания. Потом этих молодых людей, в звании сержантов, вооружают книгами, тетрадками и карандашами и шлют в дальние деревни, где сотни лет никто и никого не учил грамоте. Там они вместе с крестьянами строят школы и начинают учить детей читать и писать, а по вечерам обучают взрослых. Создаются библиотеки, организуется физическое воспитание молодежи. Людям прививаются элементарные навыки санитарии, оказывается первая помощь.

Я беседовал с двумя работниками Корпуса образования, — Амир Эмади, юноша из Тегерана, учит детей в селе Хойаман — у него двадцать восемь школьников, парень из Кермава Киван Эбраими обучает в Валедабаде сто шестьдесят два человека, — уж больно много там ребят, и все были безграмотные. «Трудно?» — «Еще бы! Но как интересно...» — «Не жалуетесь?» — «Солдату это не пристало...» — «Что будете делать, когда отслужите свой срок?» — «Поступим в университет. Хотим стать настоящими учителями...»

Настоящими!.. Но они уже сейчас — настоящие: надо побывать в иранской деревне, надо увидеть ее во всей нынешней неприглядности, чтобы оценить в полной мере эту решимость. А ведь восемьдесят процентов (восемьдесят!) сержантов Корпуса образования решили поступить так же точно. И еще несколько цифр: силами Корпуса образования обучено читать и писать уже сотни тысяч детей и взрослых; в одиннадцати тысячах деревень учатся в школах, созданных молодыми сержантами, свыше четырехсот тысяч мальчиков и девочек и около ста тридцати шести тысяч взрослых. Много это или мало? Мало, если вспомнить о том, что миллионам иранцев тетради и книги все еще недоступны. Очень много, если учесть, что Корпус образования, в сущности, только начинает свое существование...

А что представляет собой корпус здравоохранения? Представьте себе, что на всю эту огромную страну с двадцатичетырехмиллионным населением приходится всего пять тысяч врачей, причем каждый четвертый из них живет в Тегеране; на всю страну — двадцать тысяч больничных коек, из них три тысячи — опять же в Тегеране. Болезни, эпидемии, самые страшные язвы на протяжении веков свирепствовали в тысячах отдаленных селений, где никто никогда не видывал человека в белом халате.

Что же делать? Было решено пойти по тому же, военизированному пути: молодежь, получившая медицинское образование, по достижении призывного возраста, в обязательном порядке мобилизуется в армию; из нее формируются подвижные группы, и они в обязательном порядке посылаются в самые дальние в глухие места, где потребность в медицинской помощи особенно велика. Первые группы уехали в деревни в январе прошлого года. Уже к началу этого года они оказали помощь 1 270 045 больным, 3850 человек были взяты на лечение в созданные молодыми медиками больницы. Врачи и санитары из Корпуса здравоохранения приняли